Заборобой. кппст. многабукаф

[мура]

Несколько статей подряд. Я их закопипастил здесь, ибо, как мне кажется, скоро-скоро это станет для Дубны очень актуальным. Это и в связи с новыми строительствами на Заволжской базе, и с Лебяжьим, и с Ратмино, и с, казалось бы, далёким 119 км и перекрытием дороги там. Что-то уже актуально, про пик Тяпкина уже говорим давно.. А что-то скоро начнётся, я имею в виду "бензорез" ( привет нативу ) Что-то мне нравится, что-то претит. Статьи разносторонние, всяк может найти тут полезное. Я подчеркнул то, что мне кажется наиболее актуальным. Хотя не является моей идеологией и иногда я резко не согласен с этим. Инджой, мои любознательные друзья.

http://expert.ru/russian_reporter/2013/48/zaboroboj/

Дмитрий Соколов-Митрич

«Продается дом, недалеко от города, в шаговой доступности сказочное озеро». Раньше так выглядела формула счастья, теперь — рецепт унижения. Миллионы граждан России не могут выйти на ближайший берег реки, озера, моря. Любая прогулка на природе очень скоро упирается в непреодолимое препятствие. Длина этих оборонительных сооружений с каждым годом растет, а вместе с ней крепнет социальная напряженность. Бытовая проблема рискует стать политической. Кто эти нехорошие люди, которые отбирают у нас нашу собственную страну? Ответ на вопрос оказался неожиданным: мы сами. Корреспондент «РР» исследовал масштабы бедствия на примере Ленинградской области


Охота на кабанчика
Поселок Удальцово, озеро Суходольское, камыши.
— Толик, Вадик, вы стойте там, со стороны воды. Митя, Даня — караульте по ту сторону забора. Сергей, Катя — поднимайтесь на берег, наблюдайте оттуда. Остальные — внимание! — никуда не уходим. В случае опасности обороняем меня, а я продолжаю пилить. Ну все, поехали!

— Илья, а на тебя вон видеокамера со столба смотрит!

— Да и х… с ней… — бормочет себе под нос Пинигин, потому что при дамах он не выражается.

Илья Пинигин надевает огромные, как у Ихтиандра, темные очки и сладострастно погружает лезвие болгарки в стальную плоть шикарного кованого забора. Искры разлетаются красивым масонским треугольником. Бензорез тяжелый, работа с ним требует физической силы и профессиональной подготовки, но и того и другого у Ильи в избытке. В рабочие дни он собственными руками строит корабли на Адмиралтейской верфи в Питере. А в выходные для души сокрушает незаконные ограды, перегораживающие мирным гражданам доступ к рекам и озерам.

Группа силовой поддержки насчитывает человек тридцать и выглядит не слишком интеллигентно. Наряду с задротами-пассионариями, которые тяжелее собственных мыслей ничего в жизни не осилили, здесь хватает людей попроще и помощней. Их присутствие очень кстати, когда наконец-то поступает сигнал тревоги. К забору подбегает сначала один мужик в форме охранника, потом второй, с собакой. Но, обнаружив на своем пути грубую мужскую силу и поняв, что одной собаки на всех не хватит, они начинают энергично переминаться с ноги на ногу.

— Сюда нельзя! — звучит дежурная мантра. — Это частная территория.

— Митя, давай покажем им, где у них частная территория. — Ира Андрианова, хрупкая девушка с пышным рюкзаком, тянет за руку боевого товарища и фиксирует его возле кромки воды. Решительным шагом она тянет вглубь «частной территории» рулетку. От такой наглости даже овчарка перестает нервничать.

— Вот видите? Двадцать метров! — говорит охранникам Ира и лепит на опору ограды заготовленный стикер с надписью: «Забор установлен незаконно. Немедленно убрать!»

Пинигин продолжает сладострастно пилить. На происходящее он обращает внимание не больше, чем женщина на мужа во время сложных родов.

— Вы Водный кодекс когда-нибудь читали? — Андрианова обращается к умной собаке, а заодно к ее хозяину.

Чуваки в полном ауте. У них вид такой, будто перед ними инопланетяне, которые настойчиво интересуются, знают ли они марсианский язык.

— У нас приказ никого не пускать, — кое-как выдавливает из себя тот, что с собакой. — Мы сейчас полицию вызовем.

— Статья шестая, — невозмутимо продолжает Ирина. — «Ширина береговой полосы водных объектов общего пользования составляет двадцать метров… Каждый гражданин вправе пользоваться береговой полосой водных объектов общего пользования для передвижения и пребывания около них, в том числе для осуществления любительского и спортивного рыболовства и причаливания плавучих средств».

Забор наконец падает. Пинигин снимает очки и с маниакальной деструктивной страстью устремляется вдоль берега озера к следующей ограде. Но тут все гораздо хуже. Нас встречает человек с признаками хозяина: руки в глубоких карманах, пузо свисает по всей окружности живота, лицо заплыло от негармоничного потребления. Постоянные участники акций для таких персон уже давно придумали универсальное слово «кабанчик». Вид у Кабанчика злой, но добрый.

— А на моей территории Водный кодекс не действует, — глядя в небо голубое, дядя улыбается, дядя типа шутит.

— Все правильно, на вашей не действует, потому что ваша территория вон там, в двадцати метрах. А это земля общего пользования.

Дальше разворачивается длинная дискуссия, в ходе которой оппонент обнаруживает ярко выраженный кризис самоидентификации. То он начинает наезжать по-современному, по-пацански. То пышет красноармейской ненавистью в духе «Сталина на вас нет!». То вдруг впадает в аристократическую обиду и призывает на помощь тени дореволюционных предков, намекая, что перед ним в очередной раз распоясавшаяся челядь.

Под честное благородное слово убрать забор самостоятельно оставляем недобитого буржуя в покое и перемещаемся на другой участок Суходольского озера, где еще на километр растянулась вереница береговых самозахватов. Тут начинается самое интересное. Как только Ихтиандр-Пинигин сносит первую секцию очередного препятствия, из камышей выныривает полиция в подозрительно многочисленном составе. Активисты тут же грамотно сцепляются в одну неподъемную кучу людей, чтобы никого нельзя было выдернуть поодиночке. Впрочем, стражи порядка работают в плюшевом режиме, никого не трогают, просто не подпускают к забору. Через пару минут появляется руководство районного отделения и еще какие-то люди в штатском. Разговор получается какой-то несерьезный.

— Предупреждаем вас об ответственности за сопротивление требованиям сотрудников полиции!

— Вы забыли одно слово. Законным требованиям сотрудников полиции. Скажите, пожалуйста, на каком основании вы пытаетесь нас задержать? — спрашивает Ира товарища майора, которая представилась как «замначальника полиции Калашникова Инна Валентиновна».

— Вы проникли на огороженную территорию.

— Нет такого юридического понятия «огороженная территория». Есть либо частная территория, либо государственная. Мы сейчас находимся на земле общего пользования, которая незаконно перегорожена чьим-то забором.
— Откуда вы знаете?

— Потому что в нашей стране частному лицу не может принадлежать береговая линия шириной двадцать метров. Ни при каких обстоятельствах. Проверьте у этого гражданина документы на землю, убедитесь, что он не прав, и разбирайтесь с ним, а нас отпустите.

— Не могу.

— Почему?

— Вы проникли на огороженную территорию.

Появляется хозяин участка — еще один Кабанчик в голубых штанишках, в протоколе он будет обозна- чен как Козьмин Николай Тихонович, гендиректор ООО «Русьэлектромонтаж». Полиция почему-то даже не пытается потребовать у гражданина документы на собственность.

— А вон там попилить у вас очко не треснет?! — Козьмин вдруг меняет гнев на провокационную милость. Его перст указывает куда-то в береговую даль, где среди прочих впившихся в озеро заборов, по всеобщему убеждению местных жителей, расположена дача Виктора Зубкова — бывшего главы Приозерского района, а ныне первого зама премьер-министра России.

— Не треснет, гражданин, не треснет. Мы уже и у Путина на даче в кооперативе «Озеро» побывали — и ничего, живы, как видите. — Козьмин слушает и не верит. Я, честно говоря, тоже. — Вот если полиция нас отпустит, мы пойдем и обязательно попилим.

Бородатый и силь— Ира, Илья, а может, все-таки не надо былоный Пинигин — очень редкий в России тип боевого еврея, я таких видел только в ЦАХАЛе. Адская смесь интеллигентской жестоковыйности и шальной пацанской маскулинности
Но полиция не отпускает. Развязка драмы происходит по всем законам жанра. Участники доставлены в отделение, но потом отпущены. Бензорез изъят, но потом возвращен. Административное дело возбуждено, но постепенно разваливается в суде. Забор попилен, но потом восстановлен. Примерно так заканчивается каждая вторая акция, которую ее участники поначалу называли мирно — «Контрольная прогулка». Но чем дальше, тем крепче приклеивалось другое слово — «Заборобой».

Два слова на букву «И»Илья и Ира — те самые «настоящие буйные», без которых ни в одном пруду воду не разбермудишь. При этом друг от друга они отличаются больше, чем Москва и Питер.

Бородатый и сильный Пинигин — очень редкий в России тип боевого еврея, я таких видел только в ЦАХАЛе. Адская смесь интеллигентской жестоковыйности и шальной пацанской маскулинности дает потрясающий эффект. После знакомства с Ильей я больше никогда не буду смеяться над лживыми белорусскими анекдотами про Абрама в партизанском отряде.

Андрианова — полная противоположность, причем не только по половому признаку. Гуттаперчевая женщина, философ по образованию, журналист по профессии, персонаж из песен Вероники Долиной. Ее дом летает, она живет без затей, ей сын рассказывает сон — в общем, жизнь удалась. На передовую заборобоя угодила, как и все ее соратники, в результате закономерной случайности.

— Я с юности увлекаюсь походным туризмом, карту Ленинградской области могу по памяти нарисовать, — рассказывает Ирина. — И вот где-то с середины нулевых стала замечать этот заборный кошмар: на байдарке зачалиться некуда, по берегу больше ста метров спокойно не пройдешь. Однажды мы с друзьями плыли на катамаране по Рощинским озерам, решили выйти на берег — на нас самозахватчик чуть кавказских овчарок не спустил. С тех пор решили делать это демонстративно и принципиально. Болгарки у нас не было, поэтому поначалу мы просто сносили препятствия руками, а где не могли, перелезали. Потом появился Илья с бензорезом — стало веселей.

У Пинигина дорожка к заборобоям похожая: интеллигентная семья, походы с отцом, первые конфликты с подзаборными жлобами, поиск в интернете единомышленников, многочисленные, но неудачные попытки действовать в юридическом поле, наконец акции прямого действия.

Питерская группировка была не первой, кто повел непримиримую борьбу с самозахватчиками. Пионерами в этом деле стали саратовские активисты, потом проснулись Псков и Краснодар, сегодня в стране уже десятки очагов организованного сопротивления незаконному и полузаконному заборострою. Большинство инициатив координируется Всероссийским общественным движением «Открытый берег».

Есть и первые жертвы: недавно к длительным срокам тюремного заключения были приговорены краснодарские активисты, ведущие борьбу со строительством на береговой полосе в окрестностях Геленджика. Пинигин и Андрианова тоже ходят по краю — они уже оспаривают штраф, к которому их приговорили по административному делу, а недавно по факту очередного заборобоя была возбуждена уголовка. Илья и Ира пока проходят как свидетели.

— Илья, а почему ты решил строить корабли? У тебя ведь лицо интеллигентного человека.

— Оно мне досталось в результате учебы на вечернем отделении Педагогического института имени Герцена. Но пока я учился, приходилось зарабатывать деньги руками — на стройках, на предприятиях, где угодно. После вуза проработал в школе три года, но не выдержал. Там все время думать приходится, а я не люблю, когда голова забита не тем, что мне интересно. На заводе я по крайней мере вижу результат своего труда. Да и не такое это простое дело — выпиливание металлоконструкций. Тут ума требуется ничуть не меньше, чем в школьном классе.

На счету питерского филиала движения «Открытый берег» уже десятки контрольных прогулок и заборобоев. Пилят совершенно безбашенно, невзирая на лица и звания. На «путинской даче» в легендарном дачном кооперативе «Озеро» они действительно побывали — в интернете можно найти видеоролик, где они разгуливают по ней с рулеткой в руках, игнорируя ошеломленных охранников.

Но вопреки собственным ожиданиям активистов борьба с заборами никак не укладывается в стратегию «мир хижинам, война дворцам». Армия самозахватчиков представлена самыми разнообразными личностями — от первых лиц государства до откровенных голодранцев. Например, в том же «Озере» братья Фурсенки как-то обошлись без самозахвата, прямо перед их домом на берегу мирно плещется местное население. А какой-нибудь никому не известный пенсионер Молдасов с Токсовских озер чуть ли не с берданкой бегает за каждым, кто попытается просочиться на прилегающий к его участку берег.

«Чур — это не темная сила и уж тем более не средство обороны от внешнего мира. Чур — это охранитель границ, достигнутых в результате договоренности. Идол с прищуренными глазами»
Точно такая же неразбериха и по другую сторону баррикады. Заборобой — это крепкое братство самых непримиримых идеологических врагов. Слезы умиления наворачиваются на глаза, когда видишь, как вокруг Пинигина с бензорезом смыкаются ряды перебесившихся белоленточников, поумневших молодогвардейцев, волосатых скинхедов, остепенившихся лимоновцев, престарелых коммунистов, бывших следователей, раскаявшихся разбойников и просто активных местных жителей, которым до смерти надоела вся эта заборная вакханалия.

— Ира, Илья, а может, все-таки не надо было сразу хвататься за болгарку? Может, сначала стоило помахать шашкой в правовом поле?

— А мы именно этим и занимаемся, — улыбается Пинигин. — Кто сказал, что снос незаконного забора усилиями общественности — это выход из правового поля? В Гражданском кодексе есть статья 14 «Самозащита прав». Она гласит, что в случаях очевидности преступления граждане могут устранять его без обращения в суд и иные органы власти. Если какой-то сумасшедший взял и замуровал вход в подъезд, жильцам вовсе не обязательно жить на улице, пока суд вынесет в их пользу решение, а приставы возбудят исполнительное производство. Надо просто взять лом, разрушить эту стену и идти домой смотреть телевизор. То же самое и с заборами. Зачем нам знать, чей это забор и почему он здесь стоит. Достаточно Водного кодекса и очевидного факта, что перед нами не порт, не рыбное хозяйство и не воинская часть. С точки зрения закона забор в береговой зоне — это мусор. Мы просто убираем мусор.

Ира Андрианова поднимает руку, как адвокат на суде, который хочет приобщить к делу еще одно важное доказательство.

— Через органы власти мы тоже пытались действовать. Лет пять, не меньше. Мы выигрывали судебные процессы, получали из прокуратуры подтверждения, что данный конкретный забор установлен незаконно, но все усилия уходят в песок на стадии исполнения решений. И дело даже не в том, что за заборами большие шишки. Даже когда самозахватчик — человек без денег и связей, просто наглый тип, против него система тоже бессильна. Государство в этом вопросе занимает пассивную позицию. Для государства кто первый поставил забор, тот и прав. Такое ощущение, что сам факт огороженности территории обладает какой-то собственной магией, которая сильнее закона.

— По большому счету мы выполняем работу судебных исполнителей, — снова вступает Пинигин. — Мы же не просто идем и рубим все подряд. Мы работаем по тем объектам, по которым уже есть неисполненные решения суда или хотя бы определения прокуратуры.

— Поверьте, это единственный способ чего-то добиться, — снова Андрианова. — Органы власти начинают шевелиться только в ответ на сильное общественное сопротивление. Да, нас вяжут, судят, но в конечном счете большинство захватчиков хотя бы формально начинают требования закона исполнять. Некоторые платят копеечный штраф и оставляют все как есть. Другие даже сносят забор, но на его месте возводят какой-нибудь бурелом — дескать, это природа сама накидала. А некоторые и вовсе открывают проход, но от этого не легче.

— Почему?

— Потому что по территории, которая обустроена как чужая, может спокойно пройти лишь человек с очень крепкими нервами. Ну, ты же сам ходил с нами на контрольные прогулки. Неужели ничего не почувствовал?

Немного мракобесия
Московская область, река Злодейка, крапива, малина, репей.

По старинному веломаршруту, описанному в справочнике «Вокруг света», пытаюсь с боем прорваться из Серпухова в Москву. Окончательно застрял в Домодедовском районе. За последние годы на эту туристическую тропу вылезло столько естественных и неестественных преград, что хочется сменить велосипед на бульдозер. Высокие заборы приходится объезжать, невысокие ограды — брать штурмом. Занятие страшно неприятное и унизительное. Пересекая очередную границу и точно зная, что она незаконна, я все равно чувствую сокрушительное внутреннее неудобство и какой-то первобытный ужас. Точно такой же страх я испытывал и на берегу Суходольского озера. Это страх не чужого. Это страх чего-то своего.

— Итак, образ черты, межи или границы имеет очень глубокие корни в славянской модели мира. Родовое мышление русского человека связано с сакрализацией пространства. В нашей мифологии есть целый класс существ, охранителей границ. И главный дух границы, межи — это Чур. Он изображался в виде пограничного столба, идола с прищуренными глазами. Я думаю, вы с легкостью найдете следы этого Чура в нашем современном языке: чураться, чур меня, чересчур.

— Так вот кто щекочет человеческие нервы, когда пересекаешь незаконно возведенные границы! — спрашиваю я кандидата филологических наук Марину Князеву после ее лекции по культурологии студентам журфака МГУ. Она уже третий десяток лет занимается расшифровкой русских сказочных сюжетов. С кем еще, как не с ней, поговорить о магии забора.

— Не думаю. Чур — это не темная сила и уж тем более не средство обороны от внешнего мира. Чур — это охранитель границ, достигнутых в результате договоренности, в некотором смысле инструмент социальной гармонии. Именно поэтому наши предки, тем более на северных территориях, где принято жить общинно, никогда не возводили вокруг своих земельных участков стены. Им было достаточно небольших столбиков, в крайнем случае низенького плетня.

— Почему же так чудовищно неприятно пересекать чужие владения, даже если ты точно знаешь, что они не чужие, а общие?

— Это уже другой культурный код. Тут речь не о святости границ, а о магии огораживания. Если посмотреть на русские народные сказки, то добрые персонажи почти никогда не возводят вокруг своих владений непреодолимых сооружений, стена — исключительно признак зла. А злые силы в наших древних, дохристианских сказках — это не просто какие-то нехорошие люди. Это почти всегда те, кого правильней всего назвать «нежитью». Некие полуживые существа. Живые мертвые. Кощей, Баба-яга, Змей Горыныч, Черномор — все это персонажи из нижнего мира, которым вообще претят любые признаки человечности.

— «Что-то духом запахло человечьим!»

— Вот именно! И препятствия, которыми они огораживаются от внешнего мира, — это не границы частных владений. Это средство табуирования жизни. Почему люди до сих пор так ненавидят высокие заборы? Потому что он сам по себе, всем своим видом символизирует запрет на существование. На уровне своего культурного кода мы чувствуем: по ту сторону живут… мертвые. Именно живут и именно мертвые. И запрещают жить нам. И не только нам. Там внутри — плененное пространство. И, пересекая эту границу миров, ты испытываешь качественную перемену, ты чувствуешь себя уязвимым, униженным, игрушкой темных сил. Здесь не работают законы природы. С тобой тут могут сделать что угодно. Превратить в лягушку, посадить на лопату, украсть сердце, погрузить в вечный сон — в конечном счете ты станешь таким же полуживым-полумертвым. Вот откуда этот страх.

— Но ведь сами обитатели этого зазаборья едва ли ощущают себя живыми мертвыми. Они, скорее всего, тоже рассказывают самим себе какую-то сказку. Вот только какую?

— Они играют в тридевятое царство. Строят свой островок благополучия, где печи сами рожают пирожки, где летают жар-птицы и можно жить не по законам труда, а по каким-то особым, не человеческим нормам. Но у них не получается и никогда не получится. Образ непреодолимой стены в русских сказках — это еще и образ преследования. Препятствия за собой возводит тот, кто убегает. За ним смыкаются леса, загораются реки, рассекаются пропасти. За забором быть счастливым невозможно — это норма нашей культуры. Я уверена, что доминирующее чувство у людей по ту сторону всех преград — страх, чувство неуверенности, неустойчивости. Они боятся, что их права нарушат точно так же, как они нарушают права других. Они в плену собственного инстинкта герметизации. Помните, как в сказках представлена Баба-яга? Зубы на полке, нос в потолок врос. Ничего не напоминает? Это же гроб.

— Ну, мы что-то с вами совсем уж далеко зашли.

— Вы знаете, я ведь и сама выросла на Рублевке — еще той, советской. Это было чудесное место: река, сосны, каждый день гости. А сейчас я туда вообще не приезжаю и не буду там жить ни за какие деньги. Я предпочту самую дальнюю деревушку, но чтобы там были воздух, солнце и пейзаж до горизонта. Для меня теперь все эти Раздоры, Барвихи и Ромашково — самая натуральная тюрьма. Хтоническое пространство, картина нижнего мира, земля в обмороке.

Битва под Ротенбергом
Поселок Токсово, озеро Хепоярви, улица Туристов. Холмы, озера, ленинградская Швейцария.

Стародачное питерское место, гнездо технической и гуманитарной советской интеллигенции. Здесь писатель Алексей Толстой писал свою «Аэлиту», академик Игорь Курчатов рожал атомную бомбу, а теплоэнергетик Владимир Дмитриев разрабатывал план ГОЭЛРО. Сегодня их более скромные потомки изо всех сил обороняются от постсоветских колонизаторов. Но когда «бывшие» рассказывают про «нынешних», в их голосе не слышно злобы. Для них все эти заборостроители и правда какие-то сказочные персонажи, страшные и в то же время комичные. Слово предоставляется Елене Ждановой, дочери лауреата Сталинской премии физика Александра Жданова, одного из отцов советской атомной бомбы.

— Вон там перед заливом раньше прекрасный лесок был. Когда сквозь деревья солнце садилось, это был лучший закат на планете. А теперь там сами видите что — дача миллиардера Аркадия Ротенберга, того самого, который вместе с Путиным дзюдо занимался. Решил он тут как-то форель у себя развести. Насмешил весь поселок.

Стоп, сначала небольшая присказка. Аркадий Ротенберг перегородил не только берег, но и часть озера Хепоярви. Высоченный забор оккупирует небольшую бухточку. Заплыть в нее можно через шлюзообразные врата, украшенные какой-то хтонической композицией из толстых кореньев цвета человеческой кости — в общем, все, как культуролог Князева учила.

— Про эту форель пронюхали выдры, — продолжает Жданова уже наперебой с соседкой, Ольгой Трушовой, прадед которой поселился здесь еще до революции, а бабка была личной швеей балерины Анны Павловой. — А выдры — они ж не знают, кто такой Ротенберг. Прогрызли вот эти водяные ворота и устроили той форели большой геноцид. Вода начала гнить, пошла вонь, и остатки живой рыбы пришлось выпустить на волю — теперь у нас в озере водится форель, раньше никогда не было. Рыбаки когда ее из воды вытаскивают, приговаривают: «Спасибо Ротенбергу». Но даже без форели водоем продолжал вонять. Чтобы смыть остатки биомассы в озеро, им пришлось соорудить что-то вроде искусственного водопада, он тут целый месяц на весь наш полуостров шумел, спать не давал.

Таких историй в одном только Токсово хватило бы не одной Арине Родионовне. Единственная сила, которая еще продолжает сопротивляться эпидемии огораживания, — живая природа. Законы физики и биологии не поддаются подкупу и лоббизму. В ответ на возведение очередного забора экосистема устраивает бунт: то сосны сохнут, то территория заболачивается, то вдруг начинается нашествие лягушек, которые раньше ходили совсем другими тропами.

Под видом потенциального покупателя захожу в двадцатисоточное тридевятое царство. Территория обнесена со всех сторон забором метра в четыре высотой, а со стороны соседнего дома — все шесть, осталось только накрыть эти двадцать соток сверху гигантской крышкой. По периметру пожухлая зелень и грязь, потому что стены дают затенение и все живое под ними гибнет. Особняк стоит на первой линии Чайного озера, береговая полоса, естественно, захвачена, но даже со стороны воды территория огорожена забором.

— А это вы зачем сделали? — спрашиваю хозяйку, указывая на стену, возле которой только людей расстреливать.

— Воры однажды с воды забрались, вот и поставили.

— Много украли?

— Ничего не украли. Просто высадились на наш берег. Мы их, конечно, прогнали, но с тех пор стали чувствовать себя как-то неуютно. Но вы не беспокойтесь: у нас тут калиточка есть, а из нее выход прямо на собственный пирс.

Заборостроителей всех мастей и пород местные жители с ласковой ненавистью величают «городскими невротиками». Понаехавшие и правда с маниакальным упорством воспроизводят вокруг себя убогую среду городского подъезда, в которой соседи друг друга даже по имени не знают. За последние двадцать лет здешнее общественное пространство уничтожено, нет ни детской площадки, ни перелеска, негде даже мячик пнуть. И будь ты хоть тысячу раз миллиардер, гулять за пределами своего участка сможешь только по узкой дороге, уворачиваясь от машин. Наверное, если начнется война, эту местность будет очень легко оборонять, но пока в борьбе за персональное тридевятое царство проиграли все. Надо начинать играть в какую-то новую игру, но как? Кто первый будет водить?

Человек неогороженный
Иван Зорин — человечище не менее редкой породы, чем Илья Пинигин. Его дом в Токсово не огорожен вообще ничем, кроме чур-столбиков, да и то лишь для того, чтобы самому не забыть, докуда можно копать. Зарабатывает Иван стоматологией, а в свободное время гоняет по горам на мотоцикле, занимается спортивной стрельбой из лука и обороняет реальность от заблудившихся в своем тридевятом царстве людей. А еще товарищ Зорин финн. Очень хитрый финн.

— Я убежден: чтобы бороться с нехорошими людьми, нужно им помогать. Особенно если эти люди сидят во власти, — изрекает народную мудрость финский Иван и иллюстрирует сказанное собственным опытом: — Когда господа туристы начали гадить на берегах озер, мы стали за ними убирать. Каждое лето тысячи по четыре мешков с мусором вывозим. Сначала делали это в гордом одиночестве, потом пришли в администрацию: ну пригоните хоть грузовик, остальное мы сами сделаем. Смотрим — а там вроде не самые плохие люди.

— Они ж, небось, эти ваши уборки по документам проводят как свои собственные.

— Да и бог с ними, пусть проводят. Нам же не шашечки, нам ехать. Понимаете, одно дело, когда ты приходишь к чиновнику и стучишь кулаком по столу: «Да вы мне должны!» И совсем другое, когда ты уже вложил свои усилия и предлагаешь дальше делать что-то вместе. Чиновнику ведь иногда просто квалификации не хватает. А тут приходишь ты, такой умный, предлагаешь готовое решение да еще убеждаешь его, что это не твоя идея, а его собственная. Он потом идет с этой идеей в район, его там хвалят, он рад и уже сам ищет сотрудничества с тобой. Буйные методы, как у Иры с Ильей, конечно, тоже нужны, но на одном героизме далеко не уедешь. Мы предпочитаем рецепты Шерлока Холмса. Помните, какой у него был замечательный симбиоз с инспектором Лестрейдом из Скотленд-Ярда.

Уборка мусора — борьба с береговыми самозахватами — сопротивление «строительной мафии» — далее везде. Примерно по такому пути идут многие общественники, проснувшиеся в конце нулевых. В сферу их внимания попадает все больше вопросов местной жизни, и если повезло с лидерами, то постепенно в этих очагах общественной активности формируются параллельные структуры местного самоуправления.

В Токсово, например, уже появился альтернативный общественный совет, который просто так не объедешь. И все чаще люди идут со своими проблемами именно к ним, а не в дом под флагом. С прежним главой администрации Леонидом Колесником совет был в жестких контрах, но теперь глава на скамье подсудимых и в поселке период больших надежд.

Мы стоим между небом и землей, на высоте 70 метров, перед нами уходит вниз бешеная дуга лыжного трамплина, а за ней потрясающая красота осеннего Ленинградья. Человечище Зорин в молодости занимался прыжками, с детства полюбил этот пейзаж, только ради него и помогает нехорошим людям, чтобы с ними бороться.

— Дело даже не в том, что мы такие крутые, — поддерживает папу дочь Анна, такой же хитрый пассионарий, будущий юрист и уже соратник. — Просто в данный исторический момент на руку нам играет сразу несколько факторов. Во-первых, созрели люди, желающие что-то изменить к лучшему и достаточно обеспеченные, чтобы иметь для этого свободное время. Во-вторых, в нашем государстве худо-бедно заработали какие-то здоровые бюрократические механизмы, такого беспредела, как в 90-е, и дурдома, как в нулевые, уже нет. Ну, а в-третьих, людей просто загнали в угол: все, что можно было уступить, уступлено, остались последние клочки более-менее удобного берега, отдавать которые просто нельзя.

Зорины старшие и младшие уверены, что через 2–3 года процесс самосноса прибрежных заборов начнется сам собой. Но не потому, что окрепнут законы, проснется совесть у Кабанчиков, а Пинигиных с бензорезами станет в десять раз больше. Просто заработает самый мощный пристав-исполнитель из всех возможных — социальная сила. Впрочем, Илья и сам это понимает:

— Вы думаете, в наших акциях только голытьба участвует? — спрашивает у меня через пару дней Пинигин и тут же отвечает: — Общество усложняется, влиятельных людей на озерах все больше, берег нужен всем, и рано или поздно захватчикам придется договариваться с не менее крутыми соседями, которые поселились на второй и третьей линиях. Откуда берутся мораль, нравственность, закон? Они появляются не потому, что сильные мира сего вдруг решают: «А давайте не будем обижать слабых!» Мораль и закон начинают действовать, когда двум, трем, четырем равновеликим силам приходится либо воевать, либо договариваться. В девяностые и нулевые на берегах были сильные и слабые. Теперь — сильные и сильные. Наше дело — ускорять этот процесс… Ира, посмотри по Яндекс.Пробкам, скоро этот кошмар закончится?

Они едут на очередной заборобой. У них сегодня замечательный день. Приозерский район, озеро Ястребиное, камыши.

[мура]

(1) Согласно Водному кодексу, земля вдоль береговой линии водного объекта предназначена для общего пользования. Ширина полосы — 20 м.

(2) Для каналов, рек и ручьев, протяженность которых менее 10 км, ширина полосы общего пользования составляет 5 м.

Лесной кодекс гарантирует, что доступ в лес свободен. Так же свободно можно производить сбор дикорастущих плодов, ягод, орехов и грибов.

Исключения
Особоохраняемые природные территории. Земли, используемые для нужд обороны и безопасности. Порты. Рыбные хозяйства.

[мура]

Рубить заборы болгаркой — не метод


Общественники, которые борются с прибрежными самозахватами, адресуют большинство своих вопросов Федеральной службе государственной регистрации, кадастра и картографии. «РР» задал их заместителю главы этого ведомства Максиму Смирнову


Самовольный захват земель, статья 7.1. КоАП, — наиболее распространенное административное правонарушение, с которым мы сегодня сталкиваемся. Только за 2012 год нами выявлено 76 235 таких слу-чаев. В том числе и перекрытие доступа гражданам к берегам водоемов.

Всегда ли перегораживание прибрежной полосы является самозахватом или бывают случаи, когда у граждан и правда официальные границы участков упираются в кромку воды?

К сожалению, бывают и случаи, когда границы участков находятся у самого края водоемов.
А как же Водный кодекс?

Фактически он нарушается, формально — нет. Дело в том, что межевание осуществляют кадастровые инженеры, которые не всегда выполняют свою работу качественно. Наши инспекторы сталкиваются с такими случаями, когда в границы участка включена часть двадцатиметровой прибрежной полосы. А граница водоема при этом не будет отражена вовсе, так что формально все по закону.

А эти чудесные кадастровые инженеры — они входят в структуру Росреестра?

Нет, они самостоя-тельные хозяйствующие субъекты, сдают экзамен, получают аттестат и работают. Раньше Росреестр имел возможность контролировать лиц, которые выполняют межевание, потом эта отрасль была реформирована. Сегодня межеванием занимаются более 27 тысяч кадастровых инженеров по всей стране. Некоторые из них являются членами саморегулируемых организаций, и их деятельность контролируется этими организациями. Большинство же кадастровых инженеров работают сами по себе, и контроль за их деятельностью номинальный.

Филиалы Кадастровой палаты обязаны принимать документы от кадастровых инженеров и проводить проверку, сравнивая уже имеющиеся сведения с представленными документами. В некоторых случаях мы можем отказать им в постановке на кадастровый учет, но если говорить о наложении частной территории на прибрежную полосу, то зачастую в Государственном кадастре вообще не содержится сведений о водном объекте, его береговой и прибрежной полосе.

Почему?

Межевание большей части рек, озер, даже морей до сих пор не проведено, их границы не определены. Это очень затратный процесс, который движется медленно. А раз так, недобросовестные кадастровые инженеры могут при межевании не указывать прибрежную полосу и вообще весь водный объект, отсчитывать двадцать метров прибрежной полосы, которая должна быть свободна, откуда угодно — проверить можно только опытным путем, проводя соответствующие измерения. Наши инспекторы на основании поступающих обращений граждан выезжают на место, проверяют документы, если подтверждается факт самовольного занятия, то привлекают нарушителей к административной ответственности, выдают предписание об устранении. Нам сложно единовременно проверить все береговые полосы, четыре тысячи наших инспекторов просто не в состоянии с этим справиться, но на поступающие от граждан и общественных организаций обращения мы обязательно реагируем.

Если ваш инспектор добрался до нарушителя, а тот попросту проигнорировал его предписание — что дальше?

Росреестр не имеет права самостоятельно обратиться с иском в суд. Мы можем лишь обратиться в органы местного самоуправления, а уже они в судебном порядке принимают меры по освобождению этой прибрежной полосы. Но на данный момент местные администрации не обязаны на выявленные нами факты реагировать. Могут обращаться в суд, а могут и не обращаться.
А какой штраф заплатит недобросовестный землевладелец за захват прибрежной территории?

Штрафы — это наша больная тема. Гражданам самовольное занятие земли грозит штрафом от 500 до 1000 рублей, а юридическим лицам — от 10 тысяч до 20 тысяч рублей. Причем размер штрафа не зависит от площади захваченной территории — хоть сотка, хоть гектар.

Иными словами, законодательство абсолютно бессильно против самозахватчиков. Кто первый поставил забор, тот и прав.

Я бы не сказал, что абсолютно бессильно. Если мы находим взаимопонимание с местными властями, то механизм работает. Но все равно устраняемость по выявленным нарушениям у нас составляет 40%, и это, конечно, очень мало. Поэтому Росреестр уже выступил с рядом законодательных инициатив, способных изменить ситуацию.

И что принципиально изменится?

Во-первых, размер штрафов. Теперь он будет составлять 2% от кадастровой стоимости.
Чем больше участок и чем выше его стоимость, тем больше штраф. Это уже сотни тысяч рублей. Во-вторых, это новые процедуры контроля — с использованием дистанционных методов, спутниковой съемки и даже беспилотных летательных аппаратов. Ну, и главное: если закон будет принят, в чем я почти не сомневаюсь, органы местного самоуправления будут обязаны обращаться в суды по нашим представлениям. Сегодня, как я уже говорил, они имеют право их игнорировать под надуманными предлогами.

Общественные активисты, отчаявшись идти юридическим путем, берут на вооружение крайние меры. Они просто демонтируют в двадцатиметровой прибрежной зоне все препятствия, утверждая, что это не заборы, а мусор. При этом они ссылаются на статью 14 Гражданского кодекса «Самозащита прав». Как вы считаете, эти люди действуют законно?

Я думаю, это не совсем законный метод. По Конституции нельзя человека лишить собственности без решения суда. А забор — это ведь чья-то собственность. Мы все-таки считаем более правильным обращаться в Росреестр, в судебные органы и добиваться справедливости юридическим путем, а не с болгаркой в руках.

[мура]

Истерику прекратить!
От редакции
Для того чтобы уравновесить содержание дегтя и меда, хотелось бы продолжить незаконченную сюжетную линию про подмосковную речку Злодейку.

Летняя велопокатушка автора, с которой, собственно, и началась работа над темой самозахватов, все-таки завершилась плачевно. На въезде в деревню Акулинино Домодедовского района дорогу преградил шлагбаум, в наглую отсекающий прекрасную асфальтовую дорогу и замыкающий собой многокилометровый забор. «Люди, которые там живут, не хотят, чтобы посторонние тут ездили», — честно признались охранники.

Через Общественную палату РФ мы обратились в прокуратуру Московской области. Оттуда пришел ответ, который подтвердил, что 2,9 км дороги общего пользования попросту захвачены товариществом «Петровские сады». Среди его обитателей — крупные предприниматели, главы госкорпораций и высокопоставленные государственные чиновники. В отношении гендиректора «Петровских садов» возбуждено административное дело, решается вопрос об уголовке по статье «Самоуправство», а главное — шлагбаум все-таки убрали. В этом корреспондент «РР» убедился лично. Государственная машина худо-бедно заработала.

Но! В Акулинино все равно не пускают. Просто не пускают. Без всякого шлагбаума. Охрана запаслась для этого специальной перегородкой на колесиках.

В этот текст вообще много чего не влезло. Вот вам еще одна ложка дегтя: умопомрачительное выездное совещание в поселке Савостьяново Приозерского района, свидетелем которого стал автор. Дело в следующем: местное вип-охотхозяйство (вступительный взнос — 5 млн рублей) огородило забором 880 га леса. Кто позволил? Да никто. Охотники «включают дурочку» и козыряют разрешением на вольерное содержание зверей, которое выдал областной комитет охотничьего хозяйства. Но этот комитет не имеет прав распоряжаться землей — только зверями. Да и площадь вольера в разрешении комитета не указана. Ну и чем закончилось это заседание? Ничем не закончилось. Все повздыхали: «Дыра в законодательстве, дыра в законодательстве», — и разошлись. А прецедент очень опасный. Благодаря этой дыре в законодательстве теперь можно захватывать землю тысячами гектаров под предлогом вольерного разведения ежей или зайцев. И это уже происходит не только в Ленинградской области.

В процессе работы над текстом автор окончательно убедился в том, что аргумент «дыра в законодательстве» в подавляющем большинстве случаев несостоятелен. Дыры в законодательстве существуют везде и всегда, ни один закон до конца не заштопаешь. Интерес влиятельного человека, помноженный на талант юриста и зависимость правоохранительных органов, дырочку в законе всегда найдет. Дыр нет не там, где их нет, а где ими слишком невыгодно пользоваться, где все понимают, что хотел сказать законодатель, и не «играют в дурочку». В Ярославской области пару лет назад одно хитроумное охотхозяйство тоже попыталось «поразводить животных» в многокилометровом вольере — суд встал на сторону местных жителей.

Это к тому, что вопрос о заборах упирается не в федеральное законодательство, а в гармонию местного самоуправления. Там, где она есть, закон работает. Там, где ее нет, тот же самый закон почему-то не работает, и все маниакально кивают на Госдуму, которая якобы что-то там не дописала.

Огораживание — это истеричная попытка людей удовлетворить свои базовые потребности в социальной гармонии
Когда власть на местах не имеет никакой связи с местным сообществом и по духу своему колониальна, заборы растут, как поганки после дождя. И наоборот, в тех нередких, кстати, случаях, когда местная бюрократия — прямое производное от локального сообщества и более-менее выражает интересы местных жителей, заборная эпидемия сведена к минимуму.

Стены, ограды, шлагбаумы — лучший индикатор эффективности власти. Чем слабее система управления государством, тем выше стены. Чем сильнее — тем ниже и короче. Никаких графиков и соцопросов не нужно, все как на ладони.

Огораживание — это истеричная попытка людей удовлетворить свои базовые потребности в безопасности и социальной гармонии. Аналог паники на корабле. Когда на борту все спокойно, судно на плаву и команда знает, куда мы идем, — все вылезают на палубу, лежат в шезлонгах, читают прессу и флиртуют с противоположным полом. Когда что-то не так, люди зачем-то замуровываются в своих каютах, дерутся за место в шлюпке, убивают друг друга ради спасжилетов, которых и так на всех хватит, — в общем, ведут себя как идиоты.

Мы уверены, что среди читателей этого текста полно самозахватчиков. Мы обращаемся к вам с простым предложением: уберите забор. Ну, уберите — вам же самим легче будет.

[Betsi]

ибо, как мне кажется, скоро-скоро это станет для Дубны очень актуальным.

Да уже актуально, а далее проблема будет нарастать как снежный ком

[мура]

ибо, как мне кажется, скоро-скоро это станет для Дубны очень актуальным.

Да уже актуально, а далее проблема будет нарастать как снежный ком

Пока у нас с бензорезом никто не ходит. Но скоро начнут, я так думаю. Вспоминая Клетин и 119 км.

[kori]

Несколько статей подряд. Я их закопипастил здесь, ибо, как мне кажется, скоро-скоро это станет для Дубны очень актуальным.

Например в Губином угле это уже давно. Около лагеря Волга уже давно. Это только то что я видел. Думаю тут народ еще с десяток мест тебе накидает.

[мура]

Например в Губином угле это уже давно. Около лагеря Волга уже давно. Это только то что я видел. Думаю тут народ еще с десяток мест тебе накидает.

Не сомневаюсь. Просто скоро лето. А поговорка говорит: готовь бензорез зимой.

Да, видел в этом году в Креве два дома на самом берегу. И заборы при въезде в борке сосновом.

[Betsi]

Пока у нас с бензорезом никто не ходит

Пока... не ходят
А крысятничать общественную землицу начали ужо давненько
С Левого берега пешие и велосипедные проходы(!!!) на берег Волги уже почти ликвидировали!
В Креве заборчики и территорию у Волги так "обустроили", что пройти вроде как можно, но не покидает ощущение, что находишся на чужой плантации/огороде под суровыми взглядами хозяев

[Fduch]

К сожалению уже очень много перекрытых берегов.

[Betsi]

В Новоселье, да и на Фёдоровский залив уже пробраться на машине проблематично
В Ларцево к воде проезда нет
Как ездить на зимнюю рыбалку? С болгаркой чтоль?

[case69rus]

...
Как ездить на зимнюю рыбалку? С болгаркой чтоль?

бетси? зимой? на рыбалку?
что-то меняется в этом мире...

[Pulcinella]

Ходя с бензорезом стоит все-таки помнить, что ребята вначале получают решения суда (не на руки, но решения есть). Фактически, исполняют роль судебных приставов.

[Leks]

Без новой 'Авроры" и пьяной, отмороженной и вооруженной до зубов м"матросни" проблемы, описанные здесь, решить не удастся.....

[OFG]

Ходя с бензорезом стоит все-таки помнить, что ребята вначале получают решения суда (не на руки, но решения есть). Фактически, исполняют роль судебных приставов.

Во первых для того чтобы получить решение суда, надо его иметь. Не один местный судья или прокурор не полезет против большого чинуши по такому мелкому поводу как нахалстрой. Или недопустит иска или развалит дело. А если попрет буром, то подобным гулякам с бензорезом на своей территории боятся нечего. Во вторых. Нигде в законе не написано что граждане не могут требовать добровольного исполнения решения суда от проигравшей стороны :). В третьих бензорез - вчерашний век. Да здраствует аккумуляторная болгарка :) В четвертых - я бы в чем то подобном поучаствовал

[мура]

В четвертых - я бы в чем то подобном поучаствовал

двое нас.

[Pulcinella]

Нигде в законе не написано что граждане не могут требовать добровольного исполнения решения суда от проигравшей стороны :).

Правильно, поэтому сабжевых ребят и не могут никак посадить за порчу имущества.

[KCA]

начал было читать, да и сдулся, бензорез в народе это не бензопила и не "болгарка", а плазменный резак, с его помощью КАМАЗ на куски, помещающиеся в карман, за 15 минут весь уходит, что бортовой, что с кунгом

[мура]

начал было читать, да и сдулся, бензорез в народе это не бензопила и не "болгарка", а плазменный резак, с его помощью КАМАЗ на куски, помещающиеся в карман, за 15 минут весь уходит, что бортовой, что с кунгом

И без визга болгарки. Гораздо тише он работает.

[OFG]

начал было читать, да и сдулся, бензорез в народе это не бензопила и не "болгарка", а плазменный резак, с его помощью КАМАЗ на куски, помещающиеся в карман, за 15 минут весь уходит, что бортовой, что с кунгом

Странно. В моем понимании бензорезом всегда назывались подобные штуки http://www.vseinstrumenti.ru/stroitelno ... benzorezi/

[Поручик]

В четвертых - я бы в чем то подобном поучаствовал

двое нас.

два еврея с бензорезом?
я с вами

[мура]

Поручик, я вас умоляю. Это наше еврейское внутренне дело. Бензорезать одними евреями других евреев - это старинная иудейская торадицийо. Влезать в эту замуту - весьма опасное предприятие, потом случаются революции и мировой передел собственности, вплоть до Антарктиды.

[Поручик]

мировой передел собственности, вплоть до Антарктиды.

я за мировой передел

[Проктолог]

Все верно написано, но лично я с таким не встречался. До дубны такое не дошло, вроде бы. И потом неужели ты думаешь что какой то там забор спасет буржуазную московскую семейку и их потомство от моих пьяных воплей на запретке в майские праздники?

[мура]

Все верно написано, но лично я с таким не встречался. До дубны такое не дошло, вроде бы.

Каминг сун.