22 февраля, ДК "Мир". Оркестр им. Олега Лундстрема (Москва)

[muzenergo]

Вернёмся к хорошему классическому джазу, дамы, господа и товарищи.

22 февраля, ДК "МИР"

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КАМЕРНЫЙ ОРКЕСТР ДЖАЗОВОЙ МУЗЫКИ
им. ОЛЕГА ЛУНДСТРЕМА

Художественный руководитель - Заслуженный Артист РФ Борис Фрумкин

Подробности несколько позже.

[мура]

(горестно) вот и весна скоро.

[muzenergo]

(горестно) вот и весна скоро.

Эти грязные инсинуации мы оставим без внимания.

А вот то, что я Бориса Михайловича приложил Заслуженным артистом, а он давно уже Народный - непорядок.

Ещё он папа девицы, которая сыграла главную роль в "Оттепели" Тодоровского.



Интересующиеся наверняка найдут при желании и более радикальные кадры, мы же ограничимся ДЖАЗОМ.

[muzenergo]

Билеты в продаже в кассе ДК "Мир". 500-1300 руб.

[muzenergo]

Уточнение. В Дубне будет исполняться репертуарная программа "ВЕСНА ИДЁТ" (Мура накаркал со своим "весна скоро", не иначе).

Специальный гость дубненского концерта - вокалистка Анна Бутурлина.



Пока цены не поднялись и рубли всё ещё некуда девать, вложите их вместе телевизоров и гречку в билеты, дорогие товарищи. Будем помирать - так хоть с ощущением, что как интеллигентные люди.

http://www.youtube.com/watch?v=XhgvQnhk3o8

[мура]

Опять мура виноват. Каркает по всем поводам. То у людей телефоны воруют и ноги ломают, то не тем собак едят. Бывает.

[Vaso]

Будем помирать - так хоть с ощущением, что как интеллигентные люди.

Это - да. Умереть по-человечески - мечта любого интеллигентного россиянина. Под классический джаз вполне можно.

[мура]

Наш Мура каркает как Эдгар По .

[XPOH]

собственно соц сети:

http://vk.com/muzenergonext
https://www.facebook.com/events/1010096 ... r=upcoming
http://ok.ru/group/52137783197852

[starikov]

собственно соц сети:

http://vk.com/club84527494

Не понял: к чужой славе вот так внаглую привязываемся ?

[XPOH]

собственно соц сети:

http://vk.com/club84527494

Не понял: к чужой славе вот так внаглую привязываемся ?

Э не брат, не знаешь местных терок, не пиши.

[muzenergo]

Всё ОК, в команде раскоммуникация по причине чрезмерного употребления оливье и временной глухоты от салютов. Встречи http://vk.com/muzenergonext и https://www.facebook.com/events/1010096515684127 считать правильными!

[muzenergo]

Афиша, однако.

[stevie]

Ещё он папа девицы

нельзя ли только девицу, без ансамбля?

[muzenergo]

Господа и дамы, билеты ждут вас в кассе. На сей раз никаких льгот не предполагается - места получше стоят дороже, места подальше стоят дешевле и т.п. Есть прямой смысл озаботиться заранее.

[muzenergo]

Повесили аж два биг-борда в городе. На джазовый-то концерт. Думается, джазовая история Дубны подобного не знала.

Первый, кто назовёт оба места (и чей номер не определится при этом у меня в телефоне), получит в подарок какой-нибудь диск. Потому что мне этих дисков уже девать некуда...

[muzenergo]

КОНКУРС

1. Покупайте билеты в кассе ДК "Мир" (любого номинала от 500 до 1300 руб.).

2. Регистрируйте комментариями к этой записи номера билетов (они уникальны) или просто их фотографии.

3. Дождитесь розыгрыша, который будет проведён утром в день концерта 22 февраля и случайным образом определит призы:

ПЕРВЫЙ ПРИЗ - двухсотпроцентный возврат денег за зарегистрированный билет (например, идёте вдвоём, регистрируете оба билета; выигрывает только один, а деньги возвращаете за оба)

ВТОРОЙ ПРИЗ - стопроцентный возврат денег за зарегистрированный билет

ТРЕТИЙ ПРИЗ (пять призов!) - джазовый CD в подарок из коллекции фестиваля "МузЭнерго" по нашему выбору.

[muzenergo]

ИНТЕРВЬЮ с солисткой Оркестра им. Лундстрема, Анной Бутурлиной, в профильном журнале "Джаз.Ру" (№5, 2010). Материал стал заглавным в номере: фото певицы украшает обложку!



Анна Бутурлина — одна из самых ярких джазовых певиц на нынешней отечественной сцене. В её творческой биографии есть выступления с большинством именитых российских оркестров, включая биг-бэнд Игоря Бутмана, оркестр Олега Лундстрема и многие другие, но сама она при этом с большим теплом отзывается о своём рабочем ансамбле, возглавляемом пианистом Алексеем Беккером, творческий союз с которым длится уже более десяти лет.

Этапы творческого пути Анны зафиксированы в аудиозаписи: её альбомы «Black Coffee» (2002) и «My Favorite Songs» (Evergreen Records, 2006)* пользуются особой популярностью у российских любителей джазового вокала, и это понятно, поскольку в представлении Анны настоящее пение — это не демонстрация вокальной техники, а живые человеческие эмоции, идущие от сердца. В феврале 2009 г. Анна впервые выступила в роли продюсера, на весьма высоком уровне и с большим успехом проведя в Москве I конкурс молодых джазовых вокалистов.

— Всегда ли было желание стать вокалисткой, или были сомнения?

Становиться вокалисткой я вообще не собиралась. Мысль появилась случайно, наверное, лет в четырнадцать. До того я планировала стать академической пианисткой, и все мои усилия в музыкальной школе были направлены именно на это. Но я смогла, в конце концов, разочаровать своего педагога, сказав, что поступаю в Гнесинское училище на отделение хорового дирижирования, поскольку мне в тот момент показалось, что это обеспечит мне все необходимые знания для того, чтобы научиться и петь, и как-то всё в своей жизни организовать вокруг этого.

— А почему решили петь джаз?

Тоже вышло случайно. Я всегда занималась классикой, и, поступая в музыкальное училище, я вообще-то хотела стать оперной певицей. Ходила на прослушивания к разным педагогам, показывала себя. Но в академическом плане голос у меня, скажем так, не самый интересный: лирико-колоратурное сопрано. И мне сказали, что, вероятнее всего, с моим голосом я смогу пойти только в оперетту. А оперетта казалась мне несерьёзным жанром. Потом я совершенно случайно услышала «Misty» Эрола Гарнера в исполнении моего друга — он увлекался джазом и просто подбирал её на фортепиано. Мне было лет шестнадцать, наверное. Я была так потрясена красотой мелодии! Говорю: «Боже, что это? Неужели такое бывает! А слова-то есть?» Он говорит: «Конечно, есть. Это ж песня!» В общем, с того и пошло. Потихоньку мы с ним начали подбирать разные песни и исполнять их, где придётся: на вечеринках, на уроках сольфеджио и гармонии… Постепенно я поняла, что это и только это может быть моим путём, и ничего больше я не хочу. Все оперы были сразу забыты. И оперетты тоже (смеётся).

Ближе к четвёртому курсу училища я пошла факультативно заниматься к своему будущему педагогу Юрию Олизарову в Гнесинский институт. Раз в неделю ходила к нему на открытые уроки, брала всё, что он предлагал в плане знаний и умений. Практические занятия там были коллективные. Не индивидуальные. Ну и за год я до такой степени сумела освоить всё это, что легко поступила в институт — уже на эстрадно-джазовое отделение. Проблем не было, хотя я очень волновалась, конечно.

Я хотела поступить именно к преподавателю-мужчине, потому что у меня всегда было стремление быть не похожей ни на кого. И я поставила себе цель: педагогом должен быть мужчина, и тот, кто не будет мешать мне заниматься тем, чем я хочу. Чтобы не было тембрального подражания педагогу. У нас такое сплошь и рядом происходит: как поёт педагог — так и ученик, прямо один в один. И это мне ужасно не нравилось.

— Какие джазовые альбомы и исполнители тогда, в самом начале, произвели на вас самое сильное впечатление?

В тот момент я не знала ни одного джазового имени, кроме, наверное, Луи Армстронга, поэтому просто спросила у знающих людей имена, пошла в магазин «Мелодия» — тогда ещё он был на Новом Арбате — и купила сразу много всяких кассет. В основном это была как раз Элла Фитцджералд, Луи Армстронг, Сара Воэн немножко… Сару Воэн, кстати, не рекомендую начинающим певцам: очень сложный голос, не подражайте ей, пока не научились петь! В общем, я начала слушать и заслушала эти кассеты до дыр. Я знала их наизусть — от и до. И до сих пор это мои любимые альбомы. У Эллы Фитцджеральд это альбом «Clap Нands, Here Comes Charlie», где она просто потрясающе поёт с квартетом. И альбом «Ella Swings Lightly» тоже меня потряс.

— Что там такого особенного?

Вот не знаю… Мягкость голоса и оркестр, который ей аккомпанирует — всё это так органично, замечательно… Прямо хотелось слушать и слушать, не переставая.

— А инструменталисты?

Как ни странно, один из первых инструменталистов, которого я услышала в своей жизни, это Уинтон Марсалис. Его концертный диск… Не помню названия. Он начинается с «Angel Eyes», и вместе с ним играет Арт Блэйки. Что-то меня в нем тоже зацепило… Я, наверное, миллион раз прослушала этот альбом и поняла, что, оказывается, ноты, которые я вижу перед собой, — это только основа джазового исполнения, а мелодию-то можно развернуть, столько всего с ней ещё сделать!

— Что слушаете сейчас?

Очень нравятся Сонни Роллинз, Уэйн Шортер, Ли Моргана люблю, Клиффорда Брауна, Рона Картера… То есть сейчас я больше для себя нахожу в инструментальной музыке, и оттуда тоже, как ни странно, беру вокальные приёмы. Нежелание быть тембрально похожей на кого-то меня останавливает в прослушивании певцов. Хотя, даже если я их слушаю, в основном испытываю разочарование. Мне не хватает чего-то. То есть всеми признанные истинные звёзды, которые создавали джаз, для меня, конечно, являются учителями, и тут уж ничего не скажешь. Но, видимо, масштаб таланта очень важен для меня в исполнителе. Если вокалист просто талантлив — мне мало, я не могу почерпнуть для себя достаточное количество информации. А вот исполнители масштаба Кармен Макрэй не надоедают, и я каждый раз слышу в них что-то новое. Вот, кстати, да! Кармен Макрей — одна из моих любимых певиц. Она — рассказчик, и я выбрала свой путь в джазовом вокальном исполнительстве благодаря ей в том числе. Она меня научила этому.

— Как насчёт авангардных вокалистов?

Я слушала. Тяжело. Не могу. Видимо, у меня ухо такое. Я нуждаюсь в гармоничном сочетании звуков. Честно пыталась слушать авангард! Позвонила потом своему другу, который записал мне эти диски, говорю, Серёж, не могу. Он смеётся. Говорит, ну ладно, я понял (смеётся). Ну, не моё.

— Вы преподаёте?

У меня есть несколько учениц, с которыми я занимаюсь частным образом. Преподавать официально я не решаюсь. Во-первых, очень много бумажной работы, которая отнимает и время, и силы. Ну, и, честно говоря, не хочу быть ответственной перед педсоветом. Далеко не все студенты талантливы настолько, чтобы можно было с гордостью сказать: «Это — мой выпускник!» К тому же работа это довольно сложная. Я больше хочу заниматься собственной карьерой и не готова посвятить педагогической работе столько времени, сколько она требует. Пока не готова.

— Откуда берутся ваши ученицы?

Как-то находят меня через Интернет или, услышав моё пение, просятся, чтобы я с ними позанималась. Но я беру в ученики только взрослых. Детский голос — очень нежная субстанция, и я не готова с ней работать.

Кто-то из учеников задерживается надолго, кто-то быстро уходит, потому что понимает, что вокальная работа — это тяжёлый и длительный труд. Некоторые ведь думают, что научиться петь — легко. А это не так. Если же человек не обладает вокальным слухом и какими-то особыми склонностями — это вообще очень трудно.

— Многие ваши ученицы планируют профессиональную вокальную карьеру?

Нет. В основном это девушки, которые занимаются вокалом дополнительно к своей основной профессии. Они либо не планируют стать певицами, либо процесс обучения идёт очень постепенно. Иными словами, мы не рвём когти и занимаемся не спеша. Вот, например, ко мне ходит одна девушка — классическая пианистка. Она мечтает освоить джазовый вокал, чтобы танцевать степ и петь одновременно. Степом она тоже занимается.

— Как вы считаете, чего необходимо избегать начинающему джазовому вокалисту?

Вообще основная ошибка многих вокалистов, стремящихся петь джаз — это вульгарность исполнения. Бывает, нахватаются с поверхности каких-то голосовых эффектов, и начинают их очень преувеличенно применять в своём пении. Получается совершенно ужасное бескультурное исполнение. А на самом деле для того, чтобы петь джаз, нужно для начала копнуть поглубже. Очень много надо послушать и почитать, прежде чем решиться на это.

Потому что если не понимаешь, откуда ноги растут, то и голова растёт не очень красиво. Вульгарность — это самое ужасное. Помимо этого, мне кажется, нужно избегать подчёркнутого копирования исполнителей. Скажем, если у исполнителя есть концертная программа, в которой пять песен взято у Сары Воэн, пять песен у Аниты О’Дэй и пять песен ещё у кого-то, и при этом он исполняет эти песни ровно как эти три исполнителя, не пытаясь объединить это своим собственным внутренним чутьём, то получается ерунда. Я прямо краснею, когда это слышу, и думаю: «Неужели люди не понимают, что они делают?» Я это сразу слышу. А не понимают многие, молодые особенно.

Просто надо избегать профессиональной неграмотности. А как её избежать? Её надо исчерпывать, слушая музыку, и обязательно учась у живых музыкантов. Например, у инструменталистов. Многие из пожилых уже музыкантов несут какой-то особый джазовый дух. Тот же Алексей Алексеевич Кузнецов со своим ансамблем. Он удивляет свежестью и при этом неизменностью музыкального мира, который представляет. Я наблюдаю, как публика реагирует на исполнителей, и понимаю, что у многих из них нет чего-то такого, что есть у того же Кузнецова. Может быть, это его душа такая? Или просто он ухватил джазовое зерно, которое многие не могут ухватить? Всё-таки мы русские люди, и джаз родился не на нашей земле. Некоторым, видимо, трудно уловить верную стилистику. Они что-то там имитируют, а имитация — это уже не исполнение. А есть истинное исполнение, и оно сразу слышно. Я бы так сказала.

Да, все начинают с подражательства. И я начинала с него. Но важно потом из этого выпрыгнуть и пойти своим путём, найти свой звук, свою манеру. По крайней мере, технически нужно настолько мастерски владеть голосом, чтобы никто не придрался. Ну, а душу человеку не приделаешь. Если он обладает какой-то особенной душой, то она будет слышна в каждом звуке, и из глаз будет исходить свет.

— То есть вокалист должен обладать какой-то особой душой?

Думаю, да. Иначе, зачем он на сцене? И вообще слово «вокалист» для меня какое-то очень сухое. Я себя, например, вокалисткой не называю. Я называю себя певицей, потому что я — рассказчик. Я — певец. Я говорю слова со сцены и с помощью музыки или через музыку, или вместе с музыкой доношу их до слушателя. То есть моя задача — передать именно слова. А вокалист — это человек, который занимается совершенствованием своей вокальной техники, увлекается всякими сложными элементами, пренебрегая словами… По-моему, именно вокалистов на сцене больше. Певцов, честно говоря, меньше. Я себя с гордостью причисляю к певцам (смеётся). Может быть оттого, что я так воспитана в классических традициях. В училище нам говорили, что слово и музыка в песне — два абсолютно равноценных компонента, и одно не может быть важнее другого. С этим же багажом я пришла и в джаз. Ну, ничего страшного, если вокалист увлекается техникой, поражает всех какими-то высотами или немыслимым басом. Я этим не поражаю. Я просто передаю своё ощущение и эмоции.

— Одно дело — излил душу, написал собственную песню. И другое дело — песня, которую написал кто-то другой. Как эта идея преломляется в исполнении чужих песен?

Ну, как? Просто пример приведу. Сижу я дома, думаю, что надо подобрать себе новый репертуар. Открываю толстый фейк-бук и начинаю за инструментом листать страницы — проигрываю первые несколько тактов песен. Эта мне не очень нравится, эта тоже не очень… Через двадцать песен — о! что-то интересное… Сыграла целиком. Если понравилось — начинаю читать текст. Если текст ужасен — я не смогу это петь. Ну а если и стихи оказались глубокими, и музыка трепетная, то всё.

Вот недавно я открыла и стала играть известнейшую балладу «People» из фильма «Смешная девчонка», так у меня в середине песни просто слёзы из глаз полились. Потому что настолько пронзительная музыка и слова, что у меня внутри аж всё замерло. Вот такие песни я и ищу. В идеале они все должны быть такими, внутри всё переворачивать, но настолько влюбиться в произведение не всегда получается. Бывает, что музыка захватывает или ритм какой-то особый… В общем, начинается с этого, а потом уже в процессе исполнения я ищу свой образ. Бывает, сразу что-то приходит, бывает — постепенно, в процессе аранжировки, например, когда ищу характер. Случается, конечно, услышу какую-то запись, и тоже понимаю, что это моё, хочу петь. Но если можно сделать своё лучше — я делаю своё. Индивидуалистка я такая — вот и всё (смеётся).

Если оглянуться лет на семь назад, российская джазовая вокальная сцена тогда пребывала в упадке. В последнее время ситуация начала улучшаться. По-вашему, кому из активных ныне джазовых вокалистов можно было бы сказать спасибо за то, что всё это сдвинулось с мёртвой точки?
АБ: Честно говоря, это не самый любимый мой вопрос. Я не люблю говорить о других вокалистах. С одной стороны это может кого-то обидеть. А если кого-то не назовёшь — не поймут. Но вообще я могу сказать спасибо всем вокалистам, которые, не смотря на не очень-то большие по сравнению с поп-исполнителями заработки, всё равно посвящают свою жизнь и своё время джазу. Я думаю, что любой человек, который в той или иной степени занимается джазом или каким-то авторским творчеством вокруг джаза, совершает определённый подвиг. Жизнь-то на самом деле у нас, джазменов, непростая. И я чувствую, что с каждым годом она становится всё сложнее.

Даже так!

Да. Раньше в Москве было больше мест, где был востребован джаз. Сейчас они стремительно закрываются, и наблюдать всё это, в общем-то, печально. Мало площадок для выступлений — получается, что меньше работы. Работу приходится добывать. Раньше я — честно! — сидела дома, мне звонили, приглашали, и я либо соглашалась на работу, либо нет. И всё, больше ничего я не делала. А теперь мне приходится самой звонить арт-директорам клубов, договариваться о выступлениях, больше времени посвящать саморекламе, делать рассылки по Интернету, информировать публику о том, что мы есть, где мы выступаем. То есть стало сложнее. Хотя, казалось бы, наоборот должно быть, да? Вроде, чем больше поёшь, тем больше знающих о тебе людей. Но — нет. Как-то иначе устроен мир у нас в Москве (смеётся).

Честно говоря, мне всегда казалось, уж что-что, а джазовый вокал на московской сцене востребован. Вокал-то все любят…

Вот, удивительно, да? И это при том, что вокалистов в Москве — считанные единицы. Очень мало джазовых певцов. А работы… У кого-то, может быть, её больше? Может быть, я капризная (смеётся)? Возможно, многие думают, что джазовый вокал — это слишком претенциозно или слишком дорого… Не знаю. Что-то тут неправильно. Ведь голос, который поёт со словами — это самый доступный для восприятия инструмент, самое легко проникающее в душу исполнение. Что может быть ближе человеку, чем пение?

Может быть, тогда проблема в иностранных текстах?

Может быть. Я об этом много думала, и даже в последнее время создала русскоязычную программу. Она состоит из песен — и совсем не джазовых, и близких к джазовым советским песням — ну, Исаак Дунаевский же, можно сказать, был советским джазовым композитором. Однажды мы исполнили эту программу в «Олимпиаде-80». Я думала, что все просто тихо уйдут (смеётся). Но был такой успех, шквал оваций… Александр Эйдельман был просто в восторге. В общем, это был мой риск, и он оправдался.

Я думаю, что надо пытаться больше петь на русском, хотя, конечно, язык очень сложный для джаза. Он не подходит по звукообразованию, на нём трудно петь, и вообще… я бы сказала, что стесняюсь петь на русском (смеётся). Когда поёшь по-английски, как будто бы возникает лёгкий экран между мной и публикой, который позволяет мне быть более откровенной внутри исполнения. А русский — он открыт! Всё! Он весь понятен до слова, до звука. Тут уже ничем не прикроешься, и иногда, бывает, что я так смущаюсь обычных русских слов (смеётся)! Но я преодолеваю.

Сейчас эта программа активна? Она где-то исполняется?

Да. Мы показываем её в клубах, и вот в прошлом году на фестивале в саду «Эрмитаж» исполнили одну из песен — «Ключ от королевства». Мне показалось, что народ понял. Это было очень интересно. Мы с Алексеем Беккером вместе делали аранжировку, и получилось такое произведение… что-то в духе Чарли Мингуса. Я была очень довольна. Если продолжать дальше работать в этом направлении, кто знает, вдруг выйдет что-то…

А записать?

Думаю, надо. Обязательно сделаем это, как только появится финансовая возможность, и когда будет достаточно произведений, из которых можно будет что-то выбрать для создания диска.

То есть процесс создания диска для вас обязательно подразумевает выбор, а не сплошную запись энного количества песен, накопившихся к определённому моменту?

Да. Это первое. А второе… Честно говоря, хотелось бы писать диски каждые полгода. Только почувствовала, что шагнула на ступеньку выше — и сразу это зафиксировать. Но писать диски тяп-ляп не хочется. А хорошие стоят дорого, и всегда возникают сомнения — а стоит ли, может быть лучше подождать… Возможно, какие-то замечательные находки из-за этого так и остаются где-то на сценах и не фиксируются.

У вас сейчас два альбома — «Black Coffee» и «My Favorite Songs»?

Да, полноценных сольных альбома у меня два. Ещё один сольный концертный альбом мы записали в Сибири, и Сергей Беличенко выпустил диск «Слова любви». Но эта запись так и ходит там, в Сибири. В Москве её не продают. Помимо этого я участвовала в записи нескольких дисков как приглашённый артист.

С какими оркестрами вы пели?

С оркестром Олега Лундстрема, оркестром Игоря Бутмана, с МКС биг-бэндом, с нынешним «Академик- бэндом» Анатолия Кролла, с Астраханским биг-бэндом, с Томским… может быть, я что-то забыла… В общем, биг-бэнды меня приглашают, это приятно (смеётся).

Что вам нравится больше — петь с оркестром или с малым составом?

И то и другое, конечно, мне нравится. Везде есть свои плюсы и минусы. Ну, скажем, с биг-бэндом у меня появляется ощущение, что за спиной вырастают большие крылья. Приятно ощущать, что сзади меня столько мужчин аккомпанируют мне одной (смеётся)… Всё-таки формула «мужчина-женщина» очень актуальна для меня на сцене. Когда я вижу блеск в глазах мужчин, исполняющих музыку со мной на одной сцене, это меня очень окрыляет и наполняет эмоциями. Я прямо чувствую в себе нарастающую с каждой минутой энергию. И выступление с оркестром — это, конечно, грандиозное ощущение. Я парю в небесах! И вообще звучание биг-бэнда или симфонических оркестров, с которыми я периодически выступаю — это что-то. Тем более сейчас, когда мой голос окреп, и я могу лучше себя выразить с бэндом. Получается полнее и увереннее, чем прежде, когда я была начинающей певицей.

А с малым составом достигается более гибкое самовыражение, более авторский подход, я бы так сказала. Здесь я уже могу сама сочинять, импровизировать, сама всё формировать во время репетиции и по ходу концертного исполнения. Я чувствую себя хозяйкой, создаю звучание ансамбля под себя. И, кстати, музыканты, которых я приглашаю, обязательно должны отвечать моим определённым внутренним требованиям, чтобы я могла с ними работать. С малым составом, конечно, больше возможности для импровизации. В оркестре очень жёсткие границы аранжировок, там особо не поимпровизируешь, поэтому можно двадцать раз исполнить с оркестром одну и ту же песню, и она будет всегда почти одинаково звучать. А с малым составом — это каждый раз что-то необычное, хотя, возможно, он не может потрясти воображение и слух публики таким богатым звучанием, как оркестр, просто потому, что там нет стольких инструментов. То есть и то и другое для меня прекрасно, очень люблю.

Вопрос про гастрольную деятельность. Насколько это занятие любимо, и какое место гастроли занимают в вашей жизни?

Я думаю, любому человеку, находящемуся всё время в одном и том же месте, в одной и той же квартире, хочется иногда просто внести разнообразие в свою жизнь, получить свежие эмоции и новые впечатления. Поэтому гастроли мне интересны в первую очередь как возможность увидеть что-то отличное от того, что я вижу вокруг себя каждый день. Обожаю поезда, кстати. Так хорошо в них спится! (Смеётся) Ну и, конечно, не секрет, что гастроли — это возможность заработка для любого музыканта. Но здесь важную роль играет, с кем я еду. Если еду со своим составом — это особо любимое мною занятие, и я просто испытываю восторг и радость. А если я еду в незнакомое место, и знаю, что буду выступать с музыкантами, которых никогда не встречала раньше, меня это немного пугает, потому что не известно, насколько они грамотные, подкованные. Волнительно!

Но вообще с тех пор как я мама, гастроли у меня не слишком частые. Мне приходится ограничивать себя в этом, потому что раз уж я мама, я должна посвящать своей дочери достаточное время, а не бросать её на месяцы. Поэтому туры, скажем, по две недели, которые у нас бывали раньше с Даней Крамером, давно у меня не случаются. Но я думаю, вот дочка подрастёт, и к тому времени интерес к джазовой музыке возрастёт, у приглашающих сторон появится больше средств… Сейчас в провинции очень трудно; иногда жалуются, что плохо с финансами, так что… Грустно говорить об этом, но раз уж мы занимаемся джазом, то, наверное, должны смотреть на это, как на что-то обыденное и само собой разумеющееся.

Я слышала от многих, да и сама придерживаюсь мнения, что после того, как у вас появилась дочка, вы стали петь совсем по-другому. В вашем пении появилась особенная жизненная сила. Вы сами это ощущаете?

Да! А как же!

Как вы это объясняете?

Наверное, открылись какие-то каналы, как модно говорить (смеётся). Ну, на самом деле, быть мамой — это другое качество женщины. Так банально звучит, но тем не менее. Я чувствую в себе больше и душевных и физических сил. И во мне появилось столько новых чувств и переживаний, которые я смелее могу передать со сцены! Раньше я была более скована, а рождение дочери меня раскрепостило. Мало того! Удивительно, вот вы не поверите, но когда я родила дочку, то на следующий же день почувствовала, что мой голос изменился. Тембр стал другой. Я испугалась сначала, думала, что сорвала голос. Думаю, что же это такое? Мне говорили, что голос меняется — вот так и есть. Он стал более наполненный, в нём появилось больше каких-то обертонов… Это не только физиология. Это с чем-то духовным связано. Я стала просто увереннее, у меня появилась в жизни опора. Живя каждый день, я чувствую бесконечную глубину внутри себя и понимаю, что могу черпать оттуда всё новые и новые сюрпризы. Меня это так радует! Без какой-то там излишней скромности я говорю, как я чувствую. И это так приятно, радостно… Вообще!

Существуют ли какие-то особые требования, которые вы предъявляете к музыкантам вашего рабочего состава?

У некоторых есть мнение, что не важно, каков человек: если он клёвый музыкант, то это всё покрывает. У меня не совсем так. Видимо, оттого что я женщина, я более чувствительна и ранима, и нуждаюсь в таких музыкантах, которые были бы готовы меня выслушать, уважать меня и принимать мою точку зрения, идти на компромисс и со мной, и с самими собой. И здесь конечно очень важны дружеские отношения. Если они складываются, и, когда мы на сцене, я вижу, как из глаз летят искры, мы друг друга чувствуем и с полуслова понимаем — вот это мне комфортно. Если же музыкант хорошо играет, но я вижу, что в этот момент его душа отсутствует, то есть играет он с удовольствием, но ему, в общем-то, всё равно, играет он со мной или с кем-то ещё, я не могу с ним долго работать. Может быть, это очень высокие требования, но я жду от музыкантов такой же душевной самоотдачи, какой требую от себя.

А отдаю я много. И если они не готовы к этому — значит, не получается. Мой постоянный партнёр — Лёша Беккер. Для меня он непревзойдённый пианист, исполнитель, и человек превосходных личных качеств. И я очень горжусь, что уже тринадцать лет мы вместе. Подумать только! Кошмар! (смеётся) Но это здорово, и большая редкость для джазовой сцены, что люди так долго вместе. У нас в ансамбле периодически происходят всякие изменения, но одно не меняется: Алексей Беккер и Анна Бутурлина — это константа. Так что человеческие отношения очень важны, иначе музыка страдает. Это я вам говорю как женщина!



Автор: Анна Филипьева
Фото: Александр Никитин

Источник: Журнал «Джаз.Ру»

[muzenergo]

Интервью художественного руководителя оркестра Бориса Фрумкина "Встрече".



Уникальный джазовый биг-бэнд

22 февраля в ДК «Мир» перед дубненской публикой выступит Государственный камерный оркестр джазовой музыки имени Олега Лундстрема. Уникальный джазовый биг-бэнд обладает достижением, которому завидуют многие оркестры звёздного уровня: оркестр имени Лундстрема официально самый «долгоиграющий» джазовый оркестр в мире.

Он основан в 1934 году в Харбине детьми работников Китайско-Восточной железной дороги и впоследствии, в период передачи территории отчуждения Китаю, прошёл через очень непростую историю с переездами, трансформациями, но ни на один день не прекращал своего существования. Легендарные американские коллективы давно прекратили своё существование, а оркестр под руководством Олега Леонидовича Лундстрема жил и развивался в СССР даже в эпоху «разгибания саксофонов», приобретая всё больший авторитет и вес.
Стала популярной поговорка о том, что Лундстрем не прибегает к услугам звёзд – это звёздами-де становятся у Лундстрема (достаточно сказать, что у него начинали с эстрадными программами молодые Майя Кристалинская, Алла Пугачёва, Ирина Отиева и т.д.) Оркестру удалось выжить и в очень непростые годы перестройки, которые уничтожили почти всё живое на джазовой карте Советского Союза.

В последние годы своей жизни Олег Леонидович передал дирижёрскую палочку представителю более молодого поколения – не менее легендарному Георгию Гараняну. С 2007 года, уже после ухода отца-основателя, составом руководит народный артист России пианист и композитор Борис Фрумкин, который с начала 1980-х руководил знаменитым эстрадно-джазовым оркестром «Мелодия». Для публики, далёкой от джаза, его имя может быть ассоциировано с кинематографом: Борис Михайлович автор музыки к нескольким фильмам и отец актрисы Анны Чиповской, исполнившей главную роль в недавнем сериале «Оттепель» Валерия Тодоровского.

В преддверии дубненского концерта «Встреча» взяла у художественного руководителя оркестра эксклюзивное интервью.

– Борис Михайлович, нам не удалось найти упоминаний о том, что оркестр Лундстрема когда бы то ни было выступал в Дубне, хотя джазовые традиции города времён «шестидесятников» весьма впечатляют. Можете ли Вы вспомнить что-то о совместной истории Дубны и оркестра? Есть ли у вас какой-то особый опыт сотрудничества с другими наукоградами?

– В Дубне мы действительно не были. Сам я был у вас очень давно, ещё лет тридцать-сорок назад с ансамблем «Мелодия». С оркестром имени Олега Лундстрема мы неоднократно бывали в Обнинске, Зеленограде, Жуковском, Сарове, в новосибирском Академгородке.

Раньше публика наукоградов, конечно, сильно отличалась от обычной – это мои впечатления середины семидесятых и конца восьмидесятых годов. Вы, полагаю, знаете, что в основном джазом у нас тогда увлекались учёные. Это заметно даже по историям самих музыкантов, которые играли джаз на серьёзном уровне. И Алексей Козлов, и Георгий Гаранян, и Константин Бахолдин, и Алексей Зубов (Представители высшего эшелона советского джаза, несколько более старшего по отношению к Фрумкину поколения, чьё творческое становление относится к 1960-м годам. – Прим. Ю.Л.) – все они заканчивали технические вузы.

Музыкантов, пришедших именно из музыкальных учреждений, вроде меня, было крайне мало. Соответственно, и интерес публики существовал в основном в той же среде. В Москве МИФИ этим отличался, МИИТ и так далее. Сейчас же всё перемешалось, и по опыту выступлений могу сказать, что публика в том же Обнинске по реакции не сильно отличается от публики Москвы и провинции.

– Следовательно, Вы не делаете никакого особого акцента на формирование программы специально для наукоградов?

– В наши дни это бессмысленно. Но если я чувствую по первым исполненным пьесам, что реакция публики не очень соответствует тому, что я хотел бы иметь, я на ходу что-то меняю, вношу в программу более популярные пьесы, чтобы добиться эффекта и расшевелить публику. Концерты всё равно кончаются так, как и должны кончаться: мы видим радость слушателей, видим улыбки…

– Надеюсь не обидеть Вас подобным утверждением, но скажу, что имя самого Олега Лундстрема так или иначе слышал, наверное, каждый россиянин, имя же Бориса Фрумкина, возможно, ничего не скажет даже некоторым из тех, кто увлекается джазом. Мне уже довелось услышать в Дубне довольно скептические мнения, вплоть до такого: «Посмотрим, что там осталось от Лундстрема в этом оркестре». Как Вы относитесь к этой ситуации, в чём Ваше видение роли художественного руководства оркестром, который носит конкретное имя? Конфликтует ли эта роль с вашими личными артистическими амбициями?

– Здесь нужно начать с того, что не написано о Лундстреме ни в каких энциклопедических статьях. У меня самого, честно говоря, не было тесного контакта с Олегом Леонидовичем (Фрумкин моложе Лундстрема почти на тридцать лет. – Прим. Ю.Л.). Но я очень дружен с музыкантами, которые с ним проработали по пятнадцать-двадцать лет, он был у меня на пятидесятилетии. И я знаю, что это был человек необыкновенно, как сейчас принято говорить, креативный. Он интересовался всем новым, охотно слушал новую, в том числе авангардную, музыку, несмотря на любовь к музыке в первую очередь традиционной. Если говорить о джазовых биг-бэндах – он был в курсе всех событий. Удивительный по широте охвата человек, очень интеллигентный, владеющий иностранными языками.

Поэтому, если говорить о его оркестре в сегодняшнем виде, нельзя считать, что это что-то подобное, например, сегодняшнему мемориальному оркестру Гленна Миллера (Оригинальный состав этого оркестра хорошо известен даже далёким от музыки людям по нашумевшему фильму «Серенада Солнечной долины». – Прим. Ю.Л.), который исполняет исключительно аранжировки сороковых годов. Наш оркестр – не мемориальный.

– То есть можно говорить о том, что здесь предпринимается попытка сохранить сам творческий подход Лундстрема, его взгляд на развитие джазового оркестра, а не просто следовать его конкретным аранжировкам …

– Это не попытка! Это кредо оркестра: сохранить высочайший стандарт исполнительства, который был задан основателем, и бережно добавить к этому современные идеи. Олег Леонидович и сам этим занимался, постоянно вливая в оркестр свежую кровь. У него через оркестр прошло столько молодых солистов, которые потом стали звёздами! Взять того же Игоря Бутмана, сегодня известного всем и каждому. Лундстрем прекрасно понимал, что стоять на месте – это катиться назад. Главное – привносить новое без фанатизма. В нашем репертуаре нет ничего экспериментального, и это нормально.

– К слову о репертуаре, для выступления в Дубне анонсирована программа под названием «Весна идёт». Что это за программа, каково её репертуарное наполнение и особенности?

– Репертуар в Дубне в значительной степени будет обусловлен тем, что местная публика не видела этот оркестр многие десятилетия, и, честно говоря, я пока просто не знаю, насколько она просвещена в отношении современных джазовых веяний. Программа будет достаточно энергичной и в то же время музыкальной, мы включим в неё классические композиции Дюка Эллингтона, Бенни Гудмена, Каунта Бейси, Вуди Германа, и, конечно, что-то из традиционного репертуара оркестра.

С нами приезжает превосходная певица, может быть, на сегодняшний день лучшая джазовая певица Москвы – Анна Бутурлина. Её репертуар достаточно хрестоматиен и состоит из джазовых стандартов.

А особенности программы будут вызваны именно тем, о чём вы говорите: многие не уверены, что это «оркестр Лундстрема», что это «не то», хозяина-де нет, всё давно изменилось… А на самом деле ничего не изменилось! Оркестр находится на высочайшем уровне, что подтверждается и мнением специалистов, и мнением музыкантов, и мнением музыкальных критиков.
В нашем репертуаре будет примерно треть абсолютно традиционной музыки, той, которая звучала в исполнении самого Олега Леонидовича Лундстрема и которая составляет гордость этого оркестра. Сейчас в выступлениях появляются, конечно, и мои авторские произведения, но они не составляют большей части репертуара и не носят экспериментального характера, это «джаз с человеческим лицом», как я это называю.

– Любопытно, что Вы говорите о традиционных ценностях джаза. В последние годы Дубна, где силами местного фестиваля насаждался джаз достаточно радикальный, начинает испытывать своеобразное возрождение интереса именно к традиционной импровизационной музыке. Достаточно сказать, что в город уже в третий (!) раз за год с небольшим, через несколько недель после вашего оркестра, приедет Московский джазовый оркестр Игоря Бутмана. Как признанный эксперт именно оркестрового джазового дела, прокомментируйте, пожалуйста, принципиальные различия в современных российских крупных ансамблях, занимающихся джазовой музыкой: почему среднестатистическому слушателю, который не считает себя большим специалистом, могут и должны быть интересны выступления сразу двух из них на коротком отрезке времени?

– Вы говорите о возрождении интереса к традиционному джазу? А я бы сказал, к джазу вообще. У меня есть этому объяснение. За те годы, что я руковожу оркестром, мы много ездили, и я вижу, как разительно меняется состав зрителей. Он молодеет! Джаз – это то, что рождается сегодня, сейчас, без обмана. Его не нужно специально анонсировать метровыми буквами – дескать, «у нас живая музыка»: джаз-то неживой музыкой быть просто не может, не имеет права! – Мне кажется, что это и привлекает молодое поколение.

Если вы не были на джазовом концерте, главное и самое правильное – это просто один раз прийти. Объяснять на словах, что это такое – это всё равно что объяснять словами вкус устриц. Надо один раз попробовать. Обычно те, кто пробует, становятся приверженцами джаза. И даже если они не начинают коллекционировать записи, то, как правило, с удовольствием ходят потом на джазовые концерты. Та энергетика, которая возникает на джазовых концертах – особого характера: люди понимают, что музыка создаётся на их глазах.

Я всегда говорю это всем: приходите, если хотите понять, что это такое, интересно ли вам это будет в будущем, составит ли это часть вашей внутренней жизни, ваш культурный фон. Приходите хотя бы один раз. Здесь всё без обмана. А мы будем рады и постараемся быть для вас хорошими!

[muzenergo]

СЕГОДНЯ.

Артисты вот-вот стартуют из Москвы.

[holiday-tanya]

muzenergo, спасибо за концерт!

[veramama]

+100

[Тамиго]

Присоединяюсь! А "Караван" - бесподобен!

[Твистер]

Спасибо за концерт. Очень хорошо, что Юра иногда таки привозит в Дубну джаз )