Дубна, которой больше нет
-
- Сообщения: 975
- Зарегистрирован: 31 мар 2011, 20:55
Re: Дубна, которой больше нет
Почему в гаражно-подвальном хламе? У меня этот номер (1474) до сих пор на моём велосипеде "ЗиФ", который очень активно эксплуатирую с 1963 года.
Re: Дубна, которой больше нет
Кажется, похожие номера были не только у наземного транспорта жителей, но и у речного :Лариса Зиновьева писал(а): Почему в гаражно-подвальном хламе? У меня этот номер (1474) до сих пор на моём велосипеде "ЗиФ", который очень активно эксплуатирую с 1963 года.
Вот это что ? Номер ялика, взятого на прокат, или граждане так дорожили номерами велосипедов,
что брали их с собой в лодку ? :
Re: Дубна, которой больше нет
Призываю: сдайте, Лариса Леонидовна! Сдайте номер в музей! Сам велосипед пока не прошу, хотя пензенский завод давно разорился. Тоже раритет, но очень надёжный!Лариса Зиновьева писал(а):Почему в гаражно-подвальном хламе? У меня этот номер (1474) до сих пор на моём велосипеде "ЗиФ", который очень активно эксплуатирую с 1963 года.
Можно сдать вместе с историей. Активно интересуюсь вопросами:
1) Как и когда появились велосипедные проходные на обоих площадках ОИЯИ?
2) Кто из руководителей ОИЯИ был причастен к этому решению?
3) Когда появились городские регистрационные номера на велосипедах? На каких основаниях они выдавались (нужно ли было сдавать правила)?
4) Какие документы городских органов власти того времени регулировали необходимость установки велостоянки перед любым городским учреждением? Каков был норматив расчёта количества парковочных мест, исходя из планируемой посещаемости?
Re: Дубна, которой больше нет
На стене видна тень от трофейного руля.
Такой руль был только у одного аппарата :
Re: Дубна, которой больше нет
С этого чуда немецкого гения была отечественная реплика - В-902, достаточно широко распространенная, думаю это он.
Сообщения пользователя Гидр не являются официальной позицией организации где он трудится и могут полностью противоречить мнению его руководства. Это его личное и частное мнение как жителя Дубны с сорокапятилетним стажем и аборигена этого города.
Re: Дубна, которой больше нет
Лёню Тимошенко вижу.
Re: Дубна, которой больше нет
Петрухин выбросился из окна. Было такое?olga987 писал(а):
дочь не Валентина Ивановича Первухина, а Петрухина, с ней учились вместе, Ольга Петрухина.
Re: Дубна, которой больше нет
Не отдадим Петрухина диссидентам [Войнович В.Н.]
Еще в первые дни нашего знакомства Валя Петрухин меня удивил тем, что оказался слишком нездоровым для его возраста человеком. У него были частые головные боли от слишком высокого давления. По ночам он издавал такой храп, какого я при всем моем опыте житья и спанья в бараках, казармах и общежитиях, никогда до того не слышал. Он мне с самого начала говорил, что у него бывают депрессии, но я ему тогда не совсем поверил. Подумал, что, может быть, он депрессией считает дурное настроение.
Я не верил в его депрессивность, потому что никогда не видел более жизнерадостного, легкого, бесшабашного и щедрого во всех отношениях человека. И на самом деле он долго был таким веселым, легким и бесшабашным. Он всегда совершал поступки, казавшиеся даже мне сумасбродными, и меня подбивал на такие же. Он считал, что в жизни нет непреодолимых препятствий и неосуществимых желаний, надо только "копать шансы" и непременно до чего-нибудь докопаешься. Он очень любил кого-то чем-то угощать, делать щедрые и неожиданные подарки. Фрукты, цветы, духи женщинам.
Мне подарил тогда еще бывшее редкостью крутящееся кабинетное кресло. Однажды раздобыл где-то и подарил женам всех друзей тампоны. Женщины немного смутились, но подарок оценили и приняли - эти приспособления в Советском Союзе были еще большим дефицитом. Если возникала необходимость положить кого-то в больницу, достать редкое лекарство, устроить чью-нибудь дочку в институт, перепечатать самиздатовское сочинение, Валя говорил: "Ноу проблем" - и казалось, что проблем у него действительно не было. Он постоянно носился с идеями самого разного толка: заработать миллион, устроить подпольную типографию, перелететь на дельтаплане из Грузии в Турцию, с помощью правильно поставленного научного эксперимента выяснить возможность загробной жизни. Не все идеи он брался осуществить практически, но, берясь, всегда побеждал.
Но потом начались депрессии. Когда это случилось первый раз, я был удивлен происшедшей в нем перемене. Мрачное и страдальческое выражение лица, потухший взгляд. Это был совсем другой человек. Один знавший его физик и сейчас утверждает, что Валя был ко мне приставлен, но, подружившись со мной, полюбил меня и отказался выполнять порученное ему задание. Я этого полностью не исключаю. Валя был человек наивный, не очень понимавший, где он живет, увлекавшийся не только людьми, но и идеями, и концепциями. В 65-м году он вступил в партию, посчитав, что после свержения Хрущева советский строй будет демократизироваться. В отличие от меня он бывал за границей и, по-моему, даже хотел быть кем-нибудь вроде Рихарда Зорге .
У него было очень необычное для нашего поколения представление о нравственности. Он никогда не пользовался ненормативной лексикой и считал, что супружеская неверность должна так же караться, как измена родине, таких изменников надо расстреливать. Может быть, под влиянием моим и моих друзей от этих строгих правил он отошел.
Нет, я его ни к чему не склонял, не развращал. Но результатом нашего общения стало крушение тех устоев, на которых держалась его мораль.
Усомнившись в коммунистических идеалах, осознав, что страной правят своекорыстные, нечестные и недалекие люди, он распространил свои сомнения на все и с некоторых пор стал позволять себе то, что раньше считал немыслимым. Например, стал не гнушаться связей на стороне. В конце концов оставил прежнюю жену. Женился на новой - красивой, умной и ученой женщине Ольге Принцевой . Стал употреблять разные выражения, правда, только в анекдотах, причем, если надо было, нужное по ходу дела слово произносил, однако очень при этом смущался.
Дружба со мной сначала проходила для него безнаказанно, но в 79-м году начались неприятности. Однажды он пришел с сообщением:
- Меня вызывали в партком и сказали, чтобы я с тобой больше не дружил. Как я должен был реагировать?
- Валя, я тебе не могу советовать, как в данном случае поступить.
- Но если я их послушаю, ты же меня уважать не будешь.
- Конечно, не буду, но я не представляю, чтобы ты их послушал. Мне было странно услышать от него вопрос, какие обычно не задают. Я не понял, что это было начало депрессии, когда он помрачнел, "спал с лица", стал тихим, неразговорчивым, неуверенным и пугливым. Началось что-то похожее на начальную стадию мании преследования. Он стал бояться, что его будут преследовать за дружбу со мной и самым большим преступлением объявят дарение мне кресла. Ужасно смущаясь, через кого-то попросил, чтобы я ему кресло вернул.
Первый приступ депрессии кончился, но сильные депрессанты привели к проблемам с сердцем. Его положили в больницу в Дубне, сделали кардиограмму. Кардиограмму посмотрел друг Бориса Биргера кардиолог профессор Гельштейн и поставил мрачный диагноз: два тяжелых инфаркта подряд. Профессор сказал, что Дубна - не лучшее место для такого больного, его надо перевезти в кардиологический центр. Ольга Принцева работала как раз в этом центре. Она договорилась с директором центра Евгением Чазовым , что Валю положат. Ольга поехала в Дубну, но в выдаче больного ей отказали. До меня дошел слух, что директор ОИЯИ академик Боголюбов сказал кому-то:
- Мы Петрухина диссидентам не отдадим и в Москву не отпустим. Я поехал в Дубну разбираться. Никогда не представлял себе, что я такой страшный. Перед моим приездом там оцепили чуть ли не весь город. В больнице - большой переполох, все двери позакрывали. Нашел одну открытую, вхожу, меня встречает главврач еще с какими-то врачами. Вижу, они одновременно и боятся меня, и заискивают. Точь в точь такое случилось со мной десять лет спустя после возвращения из эмиграции.
- Я хочу повидать Петрухина,- говорю я. После недолгого переглядывания с неохотой разрешают:
- Можно, но только на одну минуту. Я вхожу к нему в палату, он лежит на высокой кровати, мы не успели начать разговор, вбегает врач:
- Все, свидание окончено. Валя затрясся от негодования, чего ему в его положении делать никак нельзя.
- Если вы сейчас же не выйдете, я слезу с кровати и уйду отсюда в пижаме. Врач испугался, вышел, не сказав ни слова.
Вернувшись в Москву, я написал резкое письмо Боголюбову :
"Если Петрухин погибнет, его убийцей я буду считать вас".
Мне помнится, что я не успел его отправить, но, может быть, говорил о нем Поликанову. Так или иначе, Валю перевезли в кардиологический центр, обследовали, и оказалось, что ни одного инфаркта у него не было, но был сильный приступ.
Еще в первые дни нашего знакомства Валя Петрухин меня удивил тем, что оказался слишком нездоровым для его возраста человеком. У него были частые головные боли от слишком высокого давления. По ночам он издавал такой храп, какого я при всем моем опыте житья и спанья в бараках, казармах и общежитиях, никогда до того не слышал. Он мне с самого начала говорил, что у него бывают депрессии, но я ему тогда не совсем поверил. Подумал, что, может быть, он депрессией считает дурное настроение.
Я не верил в его депрессивность, потому что никогда не видел более жизнерадостного, легкого, бесшабашного и щедрого во всех отношениях человека. И на самом деле он долго был таким веселым, легким и бесшабашным. Он всегда совершал поступки, казавшиеся даже мне сумасбродными, и меня подбивал на такие же. Он считал, что в жизни нет непреодолимых препятствий и неосуществимых желаний, надо только "копать шансы" и непременно до чего-нибудь докопаешься. Он очень любил кого-то чем-то угощать, делать щедрые и неожиданные подарки. Фрукты, цветы, духи женщинам.
Мне подарил тогда еще бывшее редкостью крутящееся кабинетное кресло. Однажды раздобыл где-то и подарил женам всех друзей тампоны. Женщины немного смутились, но подарок оценили и приняли - эти приспособления в Советском Союзе были еще большим дефицитом. Если возникала необходимость положить кого-то в больницу, достать редкое лекарство, устроить чью-нибудь дочку в институт, перепечатать самиздатовское сочинение, Валя говорил: "Ноу проблем" - и казалось, что проблем у него действительно не было. Он постоянно носился с идеями самого разного толка: заработать миллион, устроить подпольную типографию, перелететь на дельтаплане из Грузии в Турцию, с помощью правильно поставленного научного эксперимента выяснить возможность загробной жизни. Не все идеи он брался осуществить практически, но, берясь, всегда побеждал.
Но потом начались депрессии. Когда это случилось первый раз, я был удивлен происшедшей в нем перемене. Мрачное и страдальческое выражение лица, потухший взгляд. Это был совсем другой человек. Один знавший его физик и сейчас утверждает, что Валя был ко мне приставлен, но, подружившись со мной, полюбил меня и отказался выполнять порученное ему задание. Я этого полностью не исключаю. Валя был человек наивный, не очень понимавший, где он живет, увлекавшийся не только людьми, но и идеями, и концепциями. В 65-м году он вступил в партию, посчитав, что после свержения Хрущева советский строй будет демократизироваться. В отличие от меня он бывал за границей и, по-моему, даже хотел быть кем-нибудь вроде Рихарда Зорге .
У него было очень необычное для нашего поколения представление о нравственности. Он никогда не пользовался ненормативной лексикой и считал, что супружеская неверность должна так же караться, как измена родине, таких изменников надо расстреливать. Может быть, под влиянием моим и моих друзей от этих строгих правил он отошел.
Нет, я его ни к чему не склонял, не развращал. Но результатом нашего общения стало крушение тех устоев, на которых держалась его мораль.
Усомнившись в коммунистических идеалах, осознав, что страной правят своекорыстные, нечестные и недалекие люди, он распространил свои сомнения на все и с некоторых пор стал позволять себе то, что раньше считал немыслимым. Например, стал не гнушаться связей на стороне. В конце концов оставил прежнюю жену. Женился на новой - красивой, умной и ученой женщине Ольге Принцевой . Стал употреблять разные выражения, правда, только в анекдотах, причем, если надо было, нужное по ходу дела слово произносил, однако очень при этом смущался.
Дружба со мной сначала проходила для него безнаказанно, но в 79-м году начались неприятности. Однажды он пришел с сообщением:
- Меня вызывали в партком и сказали, чтобы я с тобой больше не дружил. Как я должен был реагировать?
- Валя, я тебе не могу советовать, как в данном случае поступить.
- Но если я их послушаю, ты же меня уважать не будешь.
- Конечно, не буду, но я не представляю, чтобы ты их послушал. Мне было странно услышать от него вопрос, какие обычно не задают. Я не понял, что это было начало депрессии, когда он помрачнел, "спал с лица", стал тихим, неразговорчивым, неуверенным и пугливым. Началось что-то похожее на начальную стадию мании преследования. Он стал бояться, что его будут преследовать за дружбу со мной и самым большим преступлением объявят дарение мне кресла. Ужасно смущаясь, через кого-то попросил, чтобы я ему кресло вернул.
Первый приступ депрессии кончился, но сильные депрессанты привели к проблемам с сердцем. Его положили в больницу в Дубне, сделали кардиограмму. Кардиограмму посмотрел друг Бориса Биргера кардиолог профессор Гельштейн и поставил мрачный диагноз: два тяжелых инфаркта подряд. Профессор сказал, что Дубна - не лучшее место для такого больного, его надо перевезти в кардиологический центр. Ольга Принцева работала как раз в этом центре. Она договорилась с директором центра Евгением Чазовым , что Валю положат. Ольга поехала в Дубну, но в выдаче больного ей отказали. До меня дошел слух, что директор ОИЯИ академик Боголюбов сказал кому-то:
- Мы Петрухина диссидентам не отдадим и в Москву не отпустим. Я поехал в Дубну разбираться. Никогда не представлял себе, что я такой страшный. Перед моим приездом там оцепили чуть ли не весь город. В больнице - большой переполох, все двери позакрывали. Нашел одну открытую, вхожу, меня встречает главврач еще с какими-то врачами. Вижу, они одновременно и боятся меня, и заискивают. Точь в точь такое случилось со мной десять лет спустя после возвращения из эмиграции.
- Я хочу повидать Петрухина,- говорю я. После недолгого переглядывания с неохотой разрешают:
- Можно, но только на одну минуту. Я вхожу к нему в палату, он лежит на высокой кровати, мы не успели начать разговор, вбегает врач:
- Все, свидание окончено. Валя затрясся от негодования, чего ему в его положении делать никак нельзя.
- Если вы сейчас же не выйдете, я слезу с кровати и уйду отсюда в пижаме. Врач испугался, вышел, не сказав ни слова.
Вернувшись в Москву, я написал резкое письмо Боголюбову :
"Если Петрухин погибнет, его убийцей я буду считать вас".
Мне помнится, что я не успел его отправить, но, может быть, говорил о нем Поликанову. Так или иначе, Валю перевезли в кардиологический центр, обследовали, и оказалось, что ни одного инфаркта у него не было, но был сильный приступ.
Re: Дубна, которой больше нет
Валентин Петрухин был моего отца хороший знакомый. Был.
Re: Дубна, которой больше нет
Вот ровно за ними и есть Спасалка.
Re: Дубна, которой больше нет
Петрухин Валентин Иванович (26.09.1933 - 30.08.1988) - гр.СССР, физик, доктор физ.-мат. наук, профессор, ст. научный сотрудник, нач. сектора ЛЯП, работал в ЛЯП ОИЯИ 1957-1988.мура писал(а):Валентин Петрухин был моего отца хороший знакомый. Был.
Окончил МГУ в 1956г., защитил докт. дис. в ОИЯИ в 1977г. Соавтор двух открытий (1961, 1962гг.). Лауреат премии им. Курчатова АН СССР.
-
- Сообщения: 975
- Зарегистрирован: 31 мар 2011, 20:55
Re: Дубна, которой больше нет
К номерному знаку также выдавалось удостоверение велосипедиста. Вот удостоверения моё и моей сестры.Лариса Зиновьева писал(а):Почему в гаражно-подвальном хламе? У меня этот номер (1474) до сих пор на моём велосипеде "ЗиФ", который очень активно эксплуатирую с 1963 года.
Первая регистрация началась точно в апреле 1965 года, точно была до 1970-го, а когда кончилась мне неизвестно.
Re: Дубна, которой больше нет
Просто прекрасно! И состояние сохранности просто отличное!Проверил права у Марии Леонидовны. Оказалось, что она сейчас ездит без прав и номеров на аналогичном, но современном велике.)))
Права на велики выдавал горкомхоз? Я даже не представлю, какой это был бы орган в нынешней системе координат.
Re: Дубна, которой больше нет
Можно было бы и не выставлять на всеобщее обозрение телеса этих людей. Такое ощущение, как будто в грязном белье копаемся.
[/url][/quote]
[/url][/quote]
Re: Дубна, которой больше нет
И как это раньше не требовалось спасателям столько места, под их вечностоящую технику.. Как же они, бедные, без заборов-то существовали?...мура писал(а):Вот ровно за ними и есть Спасалка.
Re: Дубна, которой больше нет
Это прямое следствие зарослей. Когда там был пляж и сама спасалка + водномоторный Нуклон, то этого и не происходило. А потом это превратилось в частный "клуб". Стоянку для своих. Потому, что воровство процветало, охраны не стало. Только там и можно было оставить лодку. Издержки 90-х. Давно пора вернуть обратно все.
Re: Дубна, которой больше нет
Там, например, в то время работал Арк. Работал ночным охранником, чтобы хранить там свой катер. Купленный в Доке недостроенным, и там он достраивал его по ночам. Вот он в курсе, как там это превращалось в закрытый клуб.
Re: Дубна, которой больше нет
Ясно. Понял, спасибо!мура писал(а):Там, например, в то время работал Арк. Работал ночным охранником, чтобы хранить там свой катер. Купленный в Доке недостроенным, и там он достраивал его по ночам. Вот он в курсе, как там это превращалось в закрытый клуб.